Осень
Шрифт:
Когда он подошел, госпожа Ван окинула его загадочным взглядом:
— Я вижу, ты не очень занят, племянничек. У тебя даже есть время на посторонние дела.
Цзюе-синю было неясно, к чему она клонит. Не зная, что ответить, он только промычал что-то, не теряя, однако, выдержки и оставаясь верным своему «принципу вежливости». Он надеялся, что они дадут ему возможность спокойно уйти.
Но госпожа Ван вдруг многозначительно откашлялась, брови ее свирепо поднялись.
— Видишь ли, со своими делами я и сама управляюсь.
Так что тебе не к чему утруждать себя. Если есть время, лучше заботься о собственных
— Я этого вовсе не думал. Я знал, что вы спали, тетя, и боялся, что шум вас разбудит. Поэтому я все сделал сам, — спокойно отвечал Цзюе-синь, однако лицо его то краснело, то бледнело.
— Я спала? Да разве я не приказала ясно — завернуть ее в циновки и унести? — повысила голос госпожа Ван. Затем презрительно скривилась: — Ну-ну… Я вижу, тебе денег девать некуда. Только не к чему пускать мне пыль в глаза своим богатством!..
— Вы же, госпожа Ван, не знаете, что он каждый месяц на стороне больше тридцати юаней зарабатывает, — угодливо улыбнулась Чэнь итай. — Где уж нам до него! Почему бы человеку не распорядиться своими деньгами? Зачем же сердиться на него? — подпускала Чэнь итай шпильки в адрес Цзюе-синя, делая вид, что уговаривает госпожу Ван.
Цзюе-синь снова покраснел и, по-видимому, собирался что-то возразить, но сдержался и опустил голову. Через минуту он снова поднял на них глаза и с трудом выдавил из себя:
— Я этого не думал. — Они молчали. — Не к чему сердиться, тетя. Я пойду. — Он повернулся и направился в проход. Но не успел он дойти до своей комнаты, как услышал их злорадный смех.
Придя к себе, он взглянул на портрет Жуй-цзюе на стене — и силы оставили его. С большим трудом добрался он до письменного стола и тяжело опустился на стул. Уронив голову на стол, он зарыдал.
— Барин! — вдруг донесся до его слуха мягкий девичий голос. Только после того, как его позвали в третий раз, он медленно поднял голову.
Перед ним стояла Цуй-хуань, она смотрела на него с жалостью и сочувствием.
— Это я все виновата, — извиняющимся голосом произнесла она, — из-за меня вам досталось.
— Ты? — удивился Цзюе-синь. Не понимая, что она хочет сказать, он ласково смотрел на нее, в глазах его еще стояли слезы.
— Умойтесь, барин, я принесла вам воды, — сказала Цуй-хуань, не отвечая на его вопрос. Быстро подойдя к столу, она попробовала рукой воду, от которой поднимался пар, намочила полотенце, отжала его и подала Цзюе-синю.
— Благодарю тебя, — растроганно произнес Цзюе-синь, принимая полотенце и вытирая лицо.
— Я слышала их разговор только что. Это все я виновата, — сокрушалась Цуй-хуань, не сводя с него глаз, — втянула вас в это дело с Цянь-эр и только накликала на вас беду. Если бы не я, разве стала бы госпожа Ван придираться к вам? — Его страдания причиняли ей большую боль, чем собственные.
— Не в этом дело, — покачал головой Цзюе-синь, возвращая ей полотенце, и устало улыбнулся: — Это к тебе никакого отношения не имеет. Я знаю, что они меня ненавидят. Не Цянь-эр, так что-нибудь другое — они все равно нашли бы предлог.
Цуй-хуань снова пошла к столу намочить полотенце и повернулась к Цзюе-синю:
— А почему они так ненавидят вас, барин? Мне непонятно — ведь вы с ними ведете себя по всем правилам. Неужели же вы хоть чем-нибудь
— Я и сам не понимаю, почему, — признался Цзюе-синь. Правда, о кое-каких причинах он догадывался, но не считал их достаточно вескими. Настоящей же причины он так и не понимал. Обтерев лицо второй раз, он, казалось, уничтожил не только следы слез на лице, но и свои заботы. Искреннее внимание девушки растрогало его. Он не мог понять ее души, но на память ему пришли многие мелкие услуги, которые она ему оказывала. Пусть это были мелочи — но они оставили в его впечатлительной душе неизгладимый след. Перед глазами заалел пучок рубиновых цветков граната — и пропал. Это так и осталось загадкой. Он не знал, чем вызвано это постоянное внимание к нему со стороны молодого, чистого существа. Однако он дорожил этим вниманием, черпая в нем спокойствие. И Цзюе-синь почувствовал, как силы постепенно возвращаются к нему.
— По-моему, причина все-таки есть, — сказала Цуй-хуань, беря у него полотенце. При виде его успокоившегося лица она непринужденно улыбнулась. Сейчас она не думала ни о том, что ей говорила госпожа Чжан, ни о том, как она мечтала о своем будущем и постепенно разочаровывалась в нем. Все ее мысли были сосредоточены на нем. Она не понимала его, но верила ему и как бы делила вместе с ним свои радости и огорчения. Она и вправду верила, что у теток должна быть причина ненавидеть его, но какая — этого угадать она не могла. — Подумайте как следует, барин, обязательно должна быть причина. Живете вы все одной семьей — так почему бы не жить в мире и согласии? Они же все — господа, должны понимать лучших слуг. — Она еще раз отошла к столу с полотенцем и стала: мочить его в тазу, повернув голову к Цзюе-синю и продолжая свою мысль: — Вы, барин, слишком добры, вас все обижают, а вы терпите.
— Осторожнее, Цуй-хуань. Услышат — попадет тебе, — поспешил предупредить ее Цзюе-синь, быстро переводя взгляд с ее лица на дверь.
Цуй-хуань положила отжатое полотенце на стол и рассмеялась:
— Как вы осторожны! А нам, слугам, к побоям не привыкать. Чего же тут бояться? Вы вправду обо мне заботитесь? — Последние слова были произнесены тихо. Цуй-хуань вышла с тазом, прошла немного по дорожке, выплеснула воду в узенький проход около помещения слуг и повернула обратно.
Подойдя к дверям, она услышала в комнате Цзюе-синя разговор и, откинув портьеры, увидела Юань-чэна и Чжоу-гуя. Чжоу-гуй, почтительно стоя перед Цзюе-синем, что-то говорил ему. До Цуй-хуань донеслись слова:
— …старая госпожа шумит, говорит надо в кумирню идти. Госпожа Сюй и госпожа Чэнь уж как ни уговаривали ее — ничего не помогает. Госпожа Чэнь ужас как волнуется. Послала меня за вами да за госпожой Чжоу. Госпожи Чжоу дома нет. А вы, барин, если время есть, зайдите к нам, пожалуйста.
— Хорошо. Сейчас же иду, — ответил, поднимаясь, Цзюе-синь и обратился к Юань-чэну: — А ты сходи и скажи кому-нибудь, чтобы приготовили мои носилки.
— Послать кого-нибудь за госпожой Чжоу? — подала голос Цуй-хуань, выходя из спальни, куда она относила таз и полотенце. Она знала, что госпожа Чжоу и госпожа Чжан отправились сегодня в гости к старшей тете Чжан и, очевидно, находятся еще там.