Осень
Шрифт:
— Видите ли, господин Кийр, — произносит великан значительно, — я знаком с вами по одной книге, писатель Лутс написал ее еще до мировой войны. Хо-хо!
— Вот оно что, ну да… — у Йорха отвисает нижняя губа. — По книге, да, конечно, однако это все же не то, что личное знакомство. Надеюсь, вы не всему верите, что Лутс написал в своей «Весне»?
— Ну, это дело писателя — да и хотел ли он так уж точно копировать это наше житьишко. Но я все же думаю, в этих «Веснах» и «Летах» есть своя доля правды. Но, мои господа, присядьте же, наконец! И не обращайте внимания, что тут еще все в таком зачаточном состоянии,
— Черт побери! — ворчит Кийр, опускаясь на стул. — Куда ни сунешься, всюду эта «Весна»! Видали, и меня теперь знают по всей Эстонии, словно пеструю собаку или белую ворону. Кому это нужно?
— Ну чем вы недовольны?! — подсаживается к столу и сам хозяин. — Вы, во всяком случае, личность популярная и можете вполне этим гордиться. Что такое, к примеру, я по сравнению с вами?! Или же господин Киппель?
Поселенец внезапно умолкает, прищуривает глаза, словно бы старается что-то вспомнить, барабанит пальцами по столу. Затем вдруг разражается смехом и, придавив своей внушительной лапой костлявую руку торговца, спрашивает:
— Простите, господин Киппель, а не… не фигурируете ли и вы там, в сочинениях Лутса?
— А то как же, — предприниматель ухмыляется несколько кисло. — Чью же душеньку этот человек оставит в покое? Он, правда, ничего плохого обо мне не написал, но хорошего — тоже. Однако, раз уж зашел разговор о пестрой собаке и белой вороне, я тоже один из них. Только подумайте: «Дельцы», «Свадьба Тоотса» и так далее. И неизвестно еще, когда он со мною окончательно сведет счеты.
— Так это же прекрасно! — Поселенец стучит костяшками пальцев по столу.
— Что же тут прекрасного! — Кийр начинает сопеть. — Следит за каждым твоим шагом, словно злой дух, а потом все — в печать и, само собой, с большими преувеличениями; а ведь многого он сам даже и не видел.
— Нет, это и впрямь прекрасно, — произносит хозяин с ударением. — Знаменитые герои историй о Тоотсе зашли ко мне в гости! Мне такое и во сне не снилось!
— Ну, мы пришли не совсем в гости, — Киппель почесывает бороду, — у нас все-таки и небольшое дело к вам есть. Я прихватил из города с собой немного товарца, необходимого в каждом домашнем хозяйстве. Может быть, и вам тоже окажется кстати какая-нибудь вещица, ради которой не хочется бежать в Паунвере или куда-нибудь еще дальше? Здесь, в заплечном мешке, все и находится, — предприниматель дает тумака своему рюкзаку.
— А нет ли у вас, случаем, какого-нибудь ножа от Энгельсвярка? — весьма любезно осведомляется поселенец Липинг.
— Как не быть? Есть!
— О-о, тогда немедленно становлюсь вашим покупателем.
— Простите, мои господа, — портной нервничает, — а не лучше ли будет поначалу оставить в стороне все эти кнопки-булавки Энгельсвярка и приступить к другому вопросу, поважнее.
— Что же может быть важнее, чем… — на лице поселенца появляется выражение разочарованности.
— Видите ли, господин Липинг, мой уважаемый фронтовой соратник, я, собственно, хотел у вас справиться, а не собираетесь ли вы продавать свой надел и домик? Да, именно об этом я и хотел поговорить.
— Продавать… свой надел и этот домик? — Хозяин настораживается. — Зачем же? Я совсем недавно, всего два-три года тому назад, получил этот кусок земли и с
— Очень просто — есть покупатель.
— Покупатель? Кто же? Не заделались ли вы, господин Кийр, перекупщиком?
— Ну нет! — Кийр брезгливо машет рукой. — Какой же из меня перекупщик! Я сам купил бы для себя ваш хутор, если бы мы сошлись в цене.
— Что?! — Мускулы на лице бывалого солдата передергиваются от сдерживаемого смеха. — Как вы сказали? Купили бы для себя мой хутор?
— Да, видит Бог, это правда! — портной утвердительно кивает.
Хозяин не в силах больше сдерживаться и разражается громким смехом.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Вы, и вдруг — землевладелец?! Не выкидывайте шуточек в духе Тоотса! У Тоотса они словно бы сами собою разумелись, а вот вам — не подходит.
— У меня и в мыслях не было шутить! — восклицает Кийр чуть ли не сердито. — Хочу покинуть Паунвере; я уже на дух не переношу это место.
— Гм… Вот оно как! Хорошо, ну, а если бы я и продал вам этот хутор, что вы стали бы тут делать?
— То же самое, что и вы до сих пор делали. Да-да.
— Хо-хо! С трудом верится! Это во-первых, а во-вторых, куда же податься мне со своей женой и детьми в случае, если я этот надел продам? Ведь с таким хвостом из трех человек меня даже в хуторские батраки не возьмут. К тому же, я теперь не Бог весть какой крепкий работник; каждый раз в страду приходится нанимать сезонника.
— Ну-ну, что же у вас в таком случае за изъян? — Киппель угощает хозяина сигарой. — На вид вы такой моложавый и цветущий — смотреть одно удовольствие.
— Да-да, моложавый и цветущий… Но ведь и я тоже в этих больших и малых войнах получил свою долю. Поглядите на меня еще разок повнимательнее и скажите, что вы видите?
Лишь теперь Киппель замечает, что голова Липинга беспрерывно двигается, вернее, не двигается, а трясется, словно у какого-нибудь дряхлого старичка.
— С вашей головой, похоже, что-то стряслось, — тихо, с сочувствием произносит предприниматель.
— Вот именно, господин Киппель; совершенно правильно, я, так сказать, имел контузию головы. И не только голова, все мое тело контужено. Война! Кроме того, у рук-ног тоже свои изъяны, но это не беспокоит меня так сильно, как беспрестанное дрожание головы. Я, правда, не знаю, кто из нас больше инвалид, Тоотс или я, но настоящих работников ни из него, ни из меня уже быть не может.
— Как? — восклицает предприниматель. — Выходит, вы знакомы и с господином Тоотсом из Юлесоо?
— И еще как! Были в одном взводе всю Освободительную войну, разумеется, за вычетом тех периодов, когда ют или другой из нас лежал в госпитале на излечении.
— Ну, тогда мне уже нет смысла продолжать разговор, — Кийр вздыхает.
— Отчего же? — удивляется хозяин. — Говорите, говорите!
— Нет, я имею в виду покупку хутора.
— Ах так. Об этом и впрямь не стоит больше рассуждать. Мне тут, действительно, довольно-таки тяжело, да еще долги и так далее, но куда же я денусь? Где меня ждут? Не знаю я никакого ремесла, не имею ни малейшего понятия и о торговле. Мое место — только здесь, и сели Отец небесный не оставит меня своей милостью, я тут и останусь до тех пор, пока… ну, это и без того ясно.