Осеннее таинство
Шрифт:
Лютня стала для него очередным увлечением. Струны и то, что осталось от грифа пошли на новый инструмент. Заместо в щепки разбитого корпуса он приспособил обструганное полено для растопки, к нему прибил гриф и четыре пары гвоздей для примотки струн. Так получился неказистый, но вполне сносный инструмент для начинающих. Оставалось научиться его настраивать и освоить пару нот для успешного начала.
Вечерами он корпел над книгой и даже пытался что-нибудь исполнить; но вскоре одних вечерних упражнений ему показалось мало, и, чтобы лютня всегда была при нем, он смастерил заплечную сумку из старого холщевого мешка.
* * *
Вилли достал из сумки воскрешенную лютню и с гордостью предъявил Сигурту. Тот небрежно взял ее за гриф, повертел, щелкнул по струне и в конце концов объявил:
– Эдакой бандурой только людей пугать, а не музыку играть. Не валяй дурака.
– Пока обучаюсь, и такой хватит, – уязвленно ответил Вилли и спрятал лютню в сумку, – а как подзаработаю, сразу в Бирн поеду и новенькую оттуда привезу. Бард, когда еще говорить мог, рассказывал, что, есть там лавки особые, с товаром музыкальным.
– Хо-хо! – протрубил Сигурт, – видали там тебя, ждут не дождутся. Ты, Вилли, во что одет?
– Как и ты, в штаны рабочие да рубаху. У меня вон белая, у тебя серая.
– Прокисшим виноградом рубаха твоя пропахла, а в штанах заплатка на видном месте. Как поедешь, не забудь у прачки Бригитты прищепки взять, будешь девицам тамошним раздавать, чтобы нос затыкали от запаха твоего.
– Сдалась им моя рубаха. Неужто в Бирне и посмотреть не на что?
– Всякого в столице полно, – поучительно ответил Сигурт, – а рубаху твою в раз на смех поднимут.
– Да хоть совсем без нее туда заявлюсь. Кому какое дело? – отмахнулся Вилли и задумался, где бы ему одежду поприличней достать, если и впрямь соберется в город.
– Брось ты эти глупости, а попросись лучше к Юхи в ученики. Виноделие у нас издревле занятие почетное, а этот дурачок Оке бросил отцовское дело и умотал невесть куда. Так что теперь тебе у Юхи знания принимать, как изготовить бальзам для тела и души. А бренчанье твое для тех, у кого ветер в голове. В книжонке об таком поди не напишут, уж поверь, я в этом деле знаток первостатейный.
– Да много ли ты в виноделии понимаешь? – с упреком спросил Вилли, – это тебе не забор покрасить.
– Болтай больше, – надулся Сигурт.
– В винопитии ты знаток первостатейный. Еще солнце светит, а уже об душе и теле разговоры завел.
– И что c того? – уязвленно спросил Сигурт, – отчего не хлопнуть в час обеда, раз Юхи позволяет.
– Пару бокалов он позволяет, для настроения праздничного, да и то, когда виноград собирать будем. А ты, брюхо бездонное, средь бела дня уже бутылку опрокинул безо всякого повода.
– И половины из ней не вышло, – хмуро возразил Сигурт, – а если по календарю смотреть, еще с прошлой недели должны были сбор начать. Чего ж мне теперь, и не пригубить, пока дожди хлещут?
Сигурт достал из-под лавочки бутылку, вытащил пробку, и после пары глотков в ней осталось уже меньше половины.
– Да, – протянул Вилли, глядя как полилось вино в глотку Сигурта, – благородный напиток пропадает в неблагородном теле. Между прочим, об тебе уж по всему кантону слава ходит. Разве что афиши не клеят: «Хочешь увидать наикраснейший нос в Сюрляндии 1 , приезжай в Вуле на виноградники».
1
Сюрляндия – королевство
– Так уж и ходит? – поперхнулся Сигурт и спешно вернул бутылку под лавочку.
– Как соседские гуси по огороду Вите Брюхена. А в трактире только и говорят, что об носе твоем.
Сигурт угрожающе прищурился.
– Кто говорит? – спросил он и так резко поднялся со скамейки, что чуть не опрокинул пузом стол. Ну-ка!
– Не помню. Кажется, Йорген с фермы Кеннета, – ответил Вилли, едва сдерживая смех.
– Тьфу, так и знал, – прорычал Сигурт и треснул кулаком по столу, – вечно на людей наговаривает этот бродяга Йорген. А не думал ли ты, Вилли, что устал я? То крышу почини, то тебя, прохвоста, уму разуму учи. Нервы в голове размотались, что обратно не смотать!
Сигурт схватил со стола уцелевшую после обеда виноградинку и запустил в садовника, который проходил мимо беседки и тащил за собой обрубленный ствол яблони. Тот обернулся, погрозил кулаком, после плюнул в сердцах и поволок дерево дальше.
– Это как еще понимать? – сквозь смех спросил Вилли, – чего ты концерты опять устраиваешь?
– Знаешь, чего я думал, пока жука этого проклятого разглядывал? – решительно спросил Сигурт.
– Чего?
– Плавает себе это создание дьявольское и забот не знает, а нам – человеческому брату – не отдохнуть и не вздохнуть спокойно. Только и знаем, что работать. А сколько, по-твоему, человек работы может вынести, пока кости в пыль не сотрет?
– Сколько, сколько… – задумался Вилли, – и ты от жука не отставай, иди до озера и плавай сколько влезет. Тоже мне забота.
– На озеро хоть каждый день могу ходить, а мне особое расслабление требуется. Отпуск мне нужен!
– Это еще что за явление? – не выдержал Вилли и рассмеялся, – чего ты опять выдумал?
– Ну, – протянул Сигурт и кисло улыбнулся, – темный ты как угольная шахта, где дружок мой Понтус чуть под завалами не сгинул. Каждому отпуск положен, кто трудится, не жалея сил… Да что с тобой говорить раз законов королевских не знаешь. Этак тебя простака по-всякому облапошить можно.
– Уж не тебе беззаконнику деревенскому законы выдумывать.
– Опять не верит! Отдых это, если по-другому. Отпускают тебя на все четыре стороны, и иди куда глаза глядят, да только как срок выйдет, чтоб потом обратно вернулся.
– А сейчас, чем тебе не отдых?
– То обед, – развел руками Сигурт, – а отпуск аж на две недели дается.
– Так какая тогда разница, раз ты и так неделями прохлаждаешься как тюлень на берегу? Куда уж тебе еще отдыхать? Только во вред пойдет.
– А такая разница, что не положено оно тебе, оттого что ты молодой еще и глупый что твое полено! – вскипел Сигурт и выскочил из беседки.