Осенние костры
Шрифт:
Но моё внимание привлекла не она, а скрипач, что-то смутно знакомое было в его лице, что-то, давно позабытое, но важное…
Я закрыла глаза…
— Вы опять пришли в наши леса, Данко! Деду это не понравится!
— Мы ходим там, где хотим, малышка. Никто не указ тем, в чьей душе поёт ветер.
— Я не малышка, я Реи’Линэ! Повелительница осеннего пламени!
— Ты говорила, малышка, я помню. Скажи, Огонёк, а ты не хочешь пойти с нами? В прошлую нашу встречу ты говорила, что в человеческих землях есть кто-то очень важный для тебя. Если хочешь,
— Я не могу. Я княгиня, через год я стану второй в семье, меня не отпустят.
— Что значит долг для тех, перед кем открыты все дороги?! Что значит долг, если тебе снится шёпот ковыля, горький запах полыни и пыль звёздных дорог?
— Я, правда, не могу, Данко, но мне очень приятно, что ты обо мне такого мнения…
— Ну, не хочешь, как знаешь… Тогда хотя бы спой мне на прощание, мы уходим с рассветом, дорога зовёт.
— Что тебе спеть?
— Те странные песни, которые ты зовёшь «песнями старого мира». Спой мне о дороге и о любви…
С губ сорвался тихий вздох. Я ухватила за руку любезничавшую с Эльмиром цыганку:
— Скажи, как зовут скрипача?
Она будто и не удивилась вопросу:
— Это мой дед, Данко. Вы хотите поговорить с ним… Огненная дева?
Я заметила, как напряглись при этом обращении все мои спутники. Анни непонимающе посмотрела на нас.
— Да, я хочу, чтобы он сыграл для меня, — я повернулась к Анни. — Скажи, ты не будешь против, если я спою? Во мне много эльфийской крови, ты же знаешь, во всех нас есть немного огня барда…
Она кивнула, успокоившись.
Цыганка схватила меня за руку и потащила к скрипачу. Он непонимающе смотрел на нас, а я глупо улыбалась. Наши взгляды встретились, и я на миг позволила ему увидеть себя прежнюю. Когда-то он обещал, что узнает меня, сколько бы ни прошло лет. Данко тогда сказал, что видит в моих глазах вечность и звёзды, пепел и одиночество…
Музыка оборвалась на протяжной ноте… Он смотрел на меня растерянно, чуть испуганно…
— Малышка?
Я улыбнулась.
— Ты всё-таки узнал меня. Ты сдержал обещание, цыган… Сыграешь для меня?
Он растерянно провёл смычком по струнам.
— Что сыграть тебе, потерянная малышка? — тихо спросил он. — О чём сегодня ты споёшь страннику, чем утешишь его мятущееся сердце? Что за боль сегодня терзает тебя?
— Слушай меня, странник. Слушай и пусть твоя скрипка поёт со мной. Пусть звучит в этом мире песня странного, старого мира, пусть на губах стынет горечь степной полыни…
С губ потекли столь знакомые строчки, эту песню я пела тогда, прощаясь с ним и ещё не зная, что это, возможно, навсегда. Я пела о том, кого любила больше жизни…
По лазоревой степиХодит месяц молодой,С белой гривой до копыт,С позолоченной уздой.Монистовый звонМонгольских стремян —Ветрами рождёнИ ливнями прян.Я пела о Лисси… Как и тогда, я пела о нём… И пела вместе со мной старая скрипка, подаренная молодому цыгану моим дедом. Молчали люди, не в силах понять и доли того, о чём кричали наши со скрипкой сердца. Хмурился Эльмир, по щекам Кито текли слёзы, а Кэс смотрел на меня так, как будто видел в первый раз.
Из кувшина через крайЛьётся в небо молоко;Спи, мой милый, засыпай,ЗавтраКружилась в танце молодая цыганка, а я была уже не здесь. Я стояла среди листопада и смотрела, как уходит мой отец. Выли псы, чувствуя, как сердце моё рвётся из груди, стремится вслед за рыжеволосым мальчишкой, который уходил от нас… навсегда…
Как у двери Тамерла-Новой выросла трава;Я ли не твоя стрела,Я ль тебе не тетива?Ты — сердце огня,Ты — песня знамён,Покинешь меня,Степями пленён.Кэс перегнулся через Кито.
— Мирр, о чём она поёт? Я никогда раньше не слышал ничего подобного.
Эльф загадочно улыбнулся:
— И не мог, это песня пришла из одного из прежних миров, но поёт она её иначе, чем те барды. Она поёт о своём отце, для которого смертные были дороже её…
Кибитками лун —В дорожный туман,Небесный табун,Тяжёлый колчан;Чужая стрела,Луна — пополам,Полынь да зола —Тебе, Тамерлан.Тревожить ковыль — тебе —В других берегах,И золотом стыть — тебе —В высокий курган.А мне — вышиватьОливковый лён,Слезами ронятьМонистовый звон;Обручью костраНавеки верна —Тебе не сестра,Тебе не жена. [16]16
«Двери Тамерлана», гр. Мельница.
Пошатываясь, я пошла к выходу из зала, не обращая внимания на выкрики и аплодисменты. Песня закончилась, а боль только начала просыпаться… Та боль, что рвёт сердце на клочки, что заставляет царапать землю в бессильной злобе, обдирая кулаки в кровь.
Страшно отпускать дорогого человека в дорогу, невозможно жить без него, но это ничто, по сравнению с тем, что я так и не сказала ему того, самого главного… Он был моим дыханием и моей кровью… А я отпустила его, я потеряла его…
Я побежала, не разбирая дороги. Чьи-то руки подхватили меня и заставили застыть ледяной статуей.
— Ну же, малышка, не нужно. Прости старого цыгана, что заставил вспомнить. Он ведь погиб, твой Лисси? Или просто ушёл навсегда?
Я ухватилась за его руку и запрокинула голову так, что его подбородок уткнулся мне в затылок.
— Он погиб, люди убили его, Данко. Тебе не за что просить прощения, наоборот. Я убивала сама себя, держа это в себе. Хочется выть, словно дикому зверю. Хочется рыдать. А я молчу и улыбаюсь. Улыбаюсь своим защитникам, улыбаюсь человеку, которым пытаюсь заменить Лисси, своему врагу. Я хохочу над собой, смеюсь над своим глупым сердцем, которое восемнадцать лет болело о ком-то забытом. Он погиб, и не осталось в этом мире ничего, за что стоило бы бороться. Скажи, странник, тебе знакомо это чувство, когда мир качается под ногами, а тебе всё равно?