Осенние перепела
Шрифт:
— Что-то я не пойму, — сказал Иса, обращаясь к Ибрагиму и Аббасу, — ты — крупный писатель, а ты — видный чиновник, чего же вам нужно?
Аббас возразил своим трескучим голосом, поблескивая белками вытаращенных глаз:
— Собственно, мое положение, я бы сказал, весьма благополучно, все это так, но в целом обстановка неустойчивая…
— Видите ли, — поддержал его Ибрагим, — в наше время человек не имеет никакой ценности, сколь бы высокий пост он ни занимал…
Затем, повернувшись к Исе, спросил, похлопывая его по плечу:
— А ты почему ничего
— Ты же знаешь, — ответил Иса, — умерла мать, и несколько дней тому назад я повесил на двери ее дома объявление — «продается».
— Ну а как ты жил все это время?
— Какое это имеет значение… Главное, что сердцем я весь в прошлом, хотя разум иногда готов согласиться с происшедшими переменами. Как примирить разум и сердце?
Самир с сочувствием сказал:
— Люди порой переживают большие трудности… Найди работу, женись, а там видно будет…
— Конечно, — согласился с ним Иса, — в конце концов я, наверно, найду работу и женюсь. Но это, наверно, произойдет тогда, когда я окончательно примирюсь с поражением и благополучно выберусь из всей этой истории.
20
Как-то вечером к Исе пришел маклер — высокий мужчина, лет сорока пяти в белой галабии [11] .
11
Галабия — национальная мужская одежда, длинная рубаха с открытой грудью и широкими рукавами.
— Есть покупатели, хотят посмотреть дом.
Вошли две женщины. Одна из них — старуха лет семидесяти, сухопарая и бледнолицая, с тяжелым взглядом серых глаз и спокойными уверенными манерами. Другая — ее дочь, женщина лет сорока, среднего роста, с пышными формами и флегматичными глазами.
Иса водил их но комнатам, отвечая на вопросы.
После осмотра двора он пригласил женщин в гостиную и предложил традиционную чашечку кофе. Здесь же был и маклер. Его узенькие глазки так и бегали.
— О, участок очень большой, — тараторил он, — здесь можно построить здание, которое будет выходить и на площадь и на улицу. Место на редкость удачное. Простор. Весь этот квартал застраивается новыми домами. Да вы сами видели: пять домов выросли почти одновременно. И цена подходящая…
— Но ведь дом-то очень старый и непригоден для жилья, — тоном знатока сказала та, что помоложе, явно стараясь привлечь к себе внимание хозяина.
— Конечно, — отозвался Иса, — но дело не в этом доме, а в участке. Участок же здесь замечательный и продается по сходной цене. Да вы, госпожа, и сами видели.
— В будущем, — вмешался маклер, — цена участка намного поднимется. Не забывайте, как перспективен этот квартал, сколько здесь живет людей, какой транспорт, какое расположение.
Дочь старухи поинтересовалась размерами участка. Ее гортанный голос звучал немного взволнованно. Иса уже успел
— Тысяча квадратных метров. Наверное, вы уже знаете о требуемой сумме?
— Десять тысяч фунтов?! — воскликнула старуха. — Кто же согласится выплатить этакую сумму?
— Желающие найдутся, — улыбнулся Иса.
— Подобного случая больше не будет, — сказал маклер, — аллах свидетель…
Иса долго торговался со старухой, не соглашаясь ни на какие уступки.
Время от времени он поглядывал на молодую женщину. И решил, что она не замужем. Подумал: «Должно быть, богата. К тому же довольно мила. Конечно, это не совсем мой идеал…» В какой-то момент ему вдруг показалось, что старуха следит за ним, угадывая ход его мыслей.
Наконец обе женщины ушли, так ни о чем и не договорившись.
21
Прошло несколько дней, а покупатели не появлялись. Иса уже стал беспокоиться, как неожиданно пришел маклер и сообщил приятную весть: старая госпожа согласилась выплатить требуемую сумму. От маклера он узнал, что старуху зовут Инаят-ханум и что она — богатая вдова крупного чиновника. Ее единственная дочь — Кадрия была замужем, но детей не имеет и уже пять лет, как развелась со своим прежним мужем.
Не откладывая, Иса сразу же отправился навестить Инаят-ханум в ее собственном доме. За дружеской беседой обо всем договорились. Заметив портрет покойного главы семьи, Иса, стараясь быть как можно более любезным, сказал:
— О, я знал вашего мужа. В свое время он принимал меня на работу. Его благородство и патриотизм всегда вызывали глубокое уважение.
Замечание Исы произвело на обеих женщин благоприятное впечатление. Инаят-ханум попросила его посидеть еще немного. Слуга принес чай и сладости. Старуха заявила, что ей приятно встретить человека, так хорошо знавшего ее покойного мужа, и что она рада принять его у себя. Кадрия молча сидела в кресле, посматривая на Ису оценивающим взглядом.
— Да… — начала Инаят-ханум, — сам Саад Заглул высоко ценил моего мужа. В двадцать четвертом году — я хорошо это помню — он лично перевел его в министерство внутренних дел… А сколько ему пришлось пережить во время последнего переворота, вам просто трудно представить…
Немного помолчав, она продолжала:
— Он был против брака нашей Кадрии. Но я настояла на этом. Только одна я виновата в несчастной доле моей дочери.
— Как же это случилось? — полюбопытствовал Иса.
— Видите ли, он был из довольно знатной, но обедневшей семьи. Моя дочь — славная девушка и хорошая хозяйка, у нее благородное сердце. А супруг оказался пьяницей, готовым все промотать в карты. Разве могла Кадрия смириться с этим?
— Действительно, нелегко, видимо, ей пришлось, — согласился Иса, а сам в это время думал о своем: был бы он счастлив с такой женщиной, как Кадрия? Смогла бы она сделать его жизнь спокойной? Способна ли помочь ему залечить раны, полученные на крутых поворотах судьбы?