Осенние сказки
Шрифт:
Талисман жег мне пальцы, и я поспешно завернула его в платок и сунула за пазуху. Открыла стоящую на комоде шкатулку – там хранились деньги и запасные ключи – от дома, от погребов и подвалов, а еще – я это точно знала – от кандалов, которые Тейран надел на нового пленника. Все, что касалось хозяйства и было важным, брат складывал сюда.
Потом я остановилась и посмотрела на спящего Тейрана. Прости меня, брат. Ну, не могу я поступить иначе. Потому что Илан ведь будет защищаться до последнего, когда стражники придут за ним… а талисмана у него не будет, значит – они убьют
Тихо-тихо выскользнула я в коридор и прикрыла за собой дверь.
Ночные коридоры были пусты. Правильно, кому придет в голову бродить в такую пору? Бесшумно прокралась я в людскую, ощупью находя нужный поворот. Осторожно отворив дверь, зажмурилась от густого, спертого духа, ударившего в нос, запаха людского пота и нечистого дыхания. Я знала, где спит Илан – у самой двери. На столе горела одинокая лучина.
Он вытянулся на лавке, закинув скованные руки за голову, и дышал почти неслышно – лишь слабо поднималась на груди рубашка в такт дыханию. Несколько секунд я смотрела на него. Сердце стучало быстро и четко. Мы больше не увидимся.
Я пошла бы с тобой на край света, думала я, глядя на его спокойное лицо, слыша ровное, легкое дыхание. Хоть в пустыню, хоть в горы – куда скажешь, куда захочешь. Но ведь ты не захочешь. Я помогу тебе, я все для тебя сделаю, но ведь если ты уйдешь, как же я останусь без тебя? Как же я раньше не знала, что ты живешь на свете, ведь ты – единственное счастье мое, и все, что нас разделяет – так ничтожно по сравнению с тем, что есть на свете наша любовь. Но все, что нас разделяет, станет непреодолимым, и я это знаю, и ты тоже знаешь это. Ты – сын князя Эльрии, и у тебя есть невеста. Как смогу я стать твоей, если ты даже не любишь меня?
Если бы ты только знал, как проклинаю я и то, кем родилась, и то, кем родился ты. Если бы ты только знал! Скоро, совсем скоро станет розовым небо, и этот рассвет станет последним днем моей жизни. Потому что жизнь без тебя – не жизнь больше, ведь я люблю тебя.
Впервые в жизни передо мной встала преграда, и всех моих сил, денег, связей Тейрана не хватало, чтобы преодолеть ее.
Я протянула руку и тряхнула его за плечо.
Вставай, - задыхаясь, прошептала я. – Вставай.
Что случилось? – Илан приподнял голову.
Было еще совсем темно, лишь слабый огонек лучины освещал его лицо.
Я прижала палец к губам:
Шшшш… Вставай! Я все объясню.
Быстро, но осторожно, стараясь не шуметь, я разомкнула замок его ручных кандалов. Пока он торопливо растирал кисти, склонилась к ногам. Еще, еще… замок заржавел… скорее!
Я протянула ему старые сапоги, взятые тайком у брата:
Обувайся и идем…
Странно, но он поверил мне, хотя мог бы и не делать этого. Илан послушно натянул сапоги, поморщился – маловаты, но поднялся и торопливо пошел за мной – а я почти бежала, бесшумно и стремительно, по длинным коридорам.
В конюшне было темно и тихо, и даже лошади еще спали. Хвала Богине, конюший был пьян… спи спокойно, бездельник, спи, пожалуйста, как можно дольше, ведь от тебя теперь
Садись…
По-прежнему ни о чем не спрашивая, Илан вскочил в седло – легко и стремительно, словно это всегда был его конь, и Рыжик принял всадника и даже не захрапел. Еще несколько минут – и мы шагом выехали за ворота, а потом пустили коней галопом.
Улицы были пустынны в этот ранний час – едва сменилась стража, и ворота, наверное, открыли только несколько минут назад. Мы мчались во весь опор, и Илан по-прежнему молчал, и лицо его было бесстрастно, словно и не случилось ничего, словно так и нужно было – разбудить человека среди ночи, вытащить из постели и заставить скакать неизвестно куда.
Скорее, молила я про себя. Скорее. Еще немного – и проснется Тейран, и тогда будет погоня, и неизвестно, как далеко мы сможем уехать.
У Ворот дежурили не двое стражников, как обычно, а целый отряд. Командир, бурча под нос что-то невнятное, внимательно изучил пропуск и не менее внимательно посмотрел на нас. Я, даже в мужском платье, с упрятанными под капюшон кудрями, мало походила на юношу; Илан кутался в плащ, стараясь не показывать лица. Стражник обязательно запомнит нас – а потом расскажет Тейрану. Но иначе нам из города не выбраться…
Дождь лил, как из ведра, и я ежилась – ветер отдувал назад капюшон, и капли хлестали по лицу, залетали за шиворот. Ветер… до чего же промозгло! Как холодно и одиноко будет ехать в такую погоду по степи, не зная дороги…
Внезапно мне стало страшно. Куда я еду? Что я делаю? Что мне до этого мальчишки, совсем чужого человека? Его ждет невеста, а я… я-то зачем это делаю?
Когда мы отъехали от Ворот на расстояние двух полетов стрелы, Илан сдержал Рыжика.
Что случилось? – крикнул он мне вслед. – Имею я право знать, куда мы едем и что случилось?
Я осадила Вишню и развернулась. Мы съехались лицом к лицу.
Смотри, - проговорила я сквозь зубы, - вот здесь, в седельной суме - еда. Здесь мясо, хлеб, бурдюк с вином. Этого хватит на неделю, если расходовать экономно. Вот лук, - я сняла с плеча подарок брата и протянула ему, - и колчан со стрелами… немного, но хватит. Дорога ведет на север; там сторожевые посты, но их можно обойти, только нужно будет отъехать от ручья и углубиться в холмы. Возьми, - я вынула из-за пазухи лист пергамента, промасленный, чтобы уберечь от сырости, - это карта. Там указана новая дорога – не езди по ней, езжай по старой, она заброшена теперь. Если повезет, то через неделю ты доберешься до границы.
Ты можешь сказать мне, в чем дело? – повторил Илан.
Взгляд его серо-синих глаз скользил по моему лицу, и мне приходилось напрягать все силы, чтобы выдержать его. Дождь шумел так сильно, что приходилось почти кричать, чтобы расслышать друг друга.
Я достала из-за пазухи сверток, развернула – и протянула на дрожащей ладони маленький медальон. И увидела, как изменилось его лицо, как дрогнули, сжимаясь на семейной реликвии, тонкие пальцы.
Как тебя зовут? – спросила я с отчаянием.