Осенние сказки
Шрифт:
Похолодев, Дайран тут же припомнил все слышанные им страшные рассказы о северных «живых болотах», в которых, случалось, пропадали люди. Если судить по этим рассказам, болота эти были не просто болотами, а живыми ямами слякоти, которые дьявол когда-то давно – тысячи? десятки тысяч лет назад? – создал на этой планете в отместку Богу и населил эти ямы зловонной массой, пожиравшей случайных путников.
Он бросился к карете, с трудом выпрастывая ноги из грязи, распахнул дверь. Регда безмятежно спала, привалившись головой к спинке сиденья, закутавшись в плащ. Лицо ее было спокойным, на губах плавала слабая улыбка, так что Дайрану
– Вставай! Регда, вставай, слышишь?
Резко, словно и не спала, выпрямилась девушка, и по мгновенно построжевшему лицу ее Дайран увидел, что она все поняла.
Оттолкнув его руки, Регда выскочила из кареты и, легко вытягивая ноги из грязи, кинулась к упряжке.
– Режь!
– закричала она. – Лошади!
Дайран понял, выхватил нож, принялся яростно пилить постромки. Регда удерживала дико ржавших лошадей, все глубже уходивших копытами в вязкую муть, что-то тихо им говорила.
Вокруг ухало и чавкало все громче. Справа от Дайрана вспучился и лопнул зловонный пузырь.
– Скорее!
– крикнула Регда. – Скорее!
Они схватили под уздцы освобожденных лошадей и принялись вытягивать их из грязи. От сладковатого запаха все сильнее кружилась голова. Лошади, почуявшие спасение, изо всех сил помогали людям, но то и дело шарахались от новых и новых пузырей, вспучивавшихся то справа, то слева. Один такой пузырь лопнул прямо под копытами лошади, и бедное животное вскрикнуло совершенно человеческим голосом. Дайран яростно рванул обрывок сыромятного ремня – и тот лопнул. Лошадь ушла под землю в мгновение почти под брюхо, и Дайран едва успел отпрянуть и не попасть в яму сам. От ударившей в нос густой вони его едва не вывернуло наизнанку. В глазах потемнело.
Но конь Регды вырвался, наконец, и девушка вскочила ему на спину и, с ловкостью опытной наездницы, склонилась, протянув скованные руки к Дайрану:
– Давай!
Дайран и сам не помнил, как он сумел взгромоздиться рядом с ней. Дальше все было словно во сне. Мир заскрипел под пальцами и стал разваливаться на куски. У Дайрана еще хватало сил удерживаться на крупе, но все остальное он помнил плохо: как Регда изо всех сил колотила ногами измученную животину, как конь, храпя, приседая под двойной тяжестью, несся прочь, как девушка что-то кричала ему. А потом и вовсе наступила темнота.
Дайран очнулся от обжигающе ледяного потока, льющегося за шиворот. Он вздрогнул, замычал что-то невнятное, замотал головой. И ничего не увидел, услышал лишь странный шум. И только спустя пару секунд понял, что кругом совершенно темно, что кто-то положил его на землю и аккуратно макает лицом в ледяной ручей, и что ручей этот шумит под вывороченными корнями огромного дерева.
– Ну, как? Живой? – встревожено спросил рядом знакомый тонкий голос.
– Ты… чего? – выговорил Дайран. – Пусти меня, я сам.
Регда послушно выпустила его, Дайран попытался подняться, и даже сел, поматывая головой. Но к горлу подкатила дурнота, и он самым неподобающим образом вновь скорчился над ручьем. Потом продышался, сел снова. Охнул.
– Водички попей, - сказала Регда в темноте.
– Уф… - сказал Дайран. – Да.
– Чего да? – тихонько засмеялась Регда. – Жив?
– Ага, - пробормотал Дайран и застучал зубами. – Холодно…
–
– А надо? – спросил Дайран. Мысль о том, чтобы куда-то идти, когда ноги подгибаются и в голове звенит, вгоняла его в еще большую дурноту.
– Надо, - вздохнула девушка где-то рядом.
Глаза Дайрана понемногу привыкали к темноте, он различал уже кроны деревьев, россыпь звезд на небе, темный силуэт шумно дышащего рядом коня, фигуру пленницы, слышал негромкий звон ее кандалов.
– Надо, - повторила Регда. – Чем дальше уйдем, тем лучше. Зверей здесь не водится, огонь можно не разводить, но уйти подальше нужно. Иначе от запаха и я свалюсь тоже, а ты дороги не знаешь, не выведешь. Если тебе совсем плохо, садись верхом.
Мысль о том, что какая-то девчонка будет крепче его, офицера, придала Дайрану сил. Правда, было бы чего придавать – сил этих осталось ровно столько, чтобы передвигать ноги, не терять из виду силуэт спутницы и стараться держать равновесие. Все вопросы Дайран решил оставить до утра. Он просто тупо считал шаги, старался не закрывать глаза и ни о чем не думал. А когда черное небо над головой начало сереть, и тропа под ногами снова покрылась травой, Регда остановилась и тихо сказала:
– Привал…
И вот тогда они просто упали на размокшую землю и заснули.
Потом они хохотали, глядя на друг друга, перемазанных «до степени полосатости», как выражалась когда-то бабушка Дайрана. Потом разожгли костер, и даже попытались умыться в луже, но добились лишь того, что грязь пошла на них разводами. Потом оттирали травой перепачканные пальцы, жевали какие-то корешки, найденные Регдой, жарили на прутьях два огромных рыжика, жевали их с наслаждением, и снова хохотали. А потом вдруг разом замолчали и откинулись в траву.
– Слушай… - тихо спросил Дайран. – Что это было?
Регда ответила не сразу.
– Живое болото, да? – спросил снова Дайран.
– Да, - неохотно откликнулась она. – Если б мы заехали еще на полметра дальше, не выбрались бы.
«Мы», - резануло Дайрана. Она ни в чем не винит его?
– Лошадям спасибо скажи, - так же тихо продолжала Регда. – Если б не они… И Карьку жалко. Не выбралась.
– Прости меня, - после невыносимо долгого молчания сказал Дайран.
Регда качнула головой.
– Ладно… Я и сама хороша, уснула, как дура последняя.
Когда-нибудь после она признается ему, как сильно разозлилась тогда, как устала и решила: будь что будет. В тот невыносимо долгий хмурый день ей не хотелось жить, и тоска навалилась такая, что хоть топись. Регда чувствовала приближение живых болот и все пыталась отыскать дорогу в объезд, а лес водил их, водил; вернее, не лес даже, а злая воля болот, которые чуяли свою жертву за несколько километров. Оттого-то и ускользала от них дорога весь предыдущий день, оттого и тоска наваливалась, и Дайран злился не по своей воле, сам не понимая этого. Быть может, не засни Регда, они бы все-таки сумели выбраться, обогнуть болота по восточной границе, но девушку сморило, потому что в ту ночь она не спала тоже, и стало ей резко все равно. А когда Дайран рванул ее за руку, когда, дико храпя, забились в грязи обреченные кони, вдруг страшно, до животного визга, захотелось жить, и она кинулась на помощь, сама едва понимая, что делает. Если б не лошади – лежать бы им на дне болота…