Осенние страницы

Джиллиан

– Я тоже рад, - негромко сказал тот.
– До недавнего времени я считал, что тоже один на всём белом свете. Бабушка предала, и я не могу считать её родной душой.

Он шагнул к ней и осторожно обнял. Таня немного смутилась, непривычная к таким проявлениям чувств, но ощутив, как он напряжён, и сама крепко обняла его. Отступила и улыбнулась.

– Теперь мне сам чёрт не страшен! Ладно, до завтра!

– Пока, сестрёнка…

Уже у двери она снова обернулась. Брат стоял какой-то потерянный. Но она понадеялась, что Назарий быстро вернёт его к жизни.

… Они быстро поднимались по музейным лестницам, прижимая мобильники к уху. Договорились звонить так: Дамир взял на себя

Демида, который должен будет предупредить свою подругу Ксению и Ярослава с его телохранительницей, а Таня пыталась дозвониться до Никиты. Не повезло: по расписанию в Аккиме шли занятия, и ребята сбрасывали их звонки. Наконец Дамир предложил послать им эсэмэски, чтобы перезвонили, потому что в сообщениях не передать то чувство тревоги, которые одногруппники должны ощутить, чтобы поостеречься.

И у самого выхода из музея Дамир остановил Таню.

– Таня, я думал, ты… - сочувственно и неловко начал он.
– Ты из большой семьи. А ты…

– Не надо! У меня и есть большая семья!
– отрезала она.
– У меня есть родители и младшие брат с сестрой!
– Но, помолчав, пока выходила на улицу, вздохнула и попросила: - Дамир, нашим не говори, ладно? Жалеть будут, а я этого не люблю!

– Не скажу!
– пообещал он и взглянул на противоположную сторону дороги.
– Смотри! Машина Даниила! Мы с ним проводим тебя и твоих двойняшек от садика до дома. А завтра будем ждать с утра у подъезда, чтобы охранять тебя по полной.

Таня открыла рот, чтобы спросить: “Тебе-то ещё зачем приходить? Спал бы да спал, чем спозаранку вставать и ко мне ехать! Тем более - и для тебя опасно!” Но, подумав, слабо улыбнулась: видеть каждое утро и каждый вечер в течение неопределённого времени “дяденьку с бабочками” - это здорово! Тем более внезапно объявившийся брат до сих пор заставлял Таню чувствовать себя выбитой из колеи. А Дамир рядом - это странная, но стабильность.

Когда уже в машине Даниила они разослали эсэмэски своим ребятам, Таня задумчиво спросила:

– Дамир, как ты думаешь, мы этих Мар одолеем? Что-то мне как-то жутко, когда о них думаю…

– Мне кажется, все Мары против нашего святого Назария - беззубые детки.

– Почему ты так думаешь?

– Твой брат не слишком обученный, но, судя по его путешествиям по подпространствам, он прирождённый охотник. Помнишь, что он сказал в часовне, когда увидел Назария? Вот поэтому я и думаю так.

Напрягшись, Таня вспомнила краткий эпизод: старик появился в тёмном углу, и Таня попыталась успокоить Феликса, сказав, что этот человек - тоже охотник. И Феликс, глядя на Назария, прошептал: “Ничего себе… тоже охотник…” Что увидел её старший брат в Назарии? Чему удивился? Пока это тайна. Но даже эта малость - “ничего себе, тоже охотник!” - и в самом деле убеждала, что Назарий сумеет помочь Феликсу и остановить беззаконие, которое творят Мары.

Двадцать первая глава

Поставив стремянку ближе к шкафу, она залезла к антресолям, открыла дверцы, и внизу запрыгали медвежата:

– Та-ань! Посади нас туда, а-а!

Этот шкаф двойняшки любили. Но ещё больше обожали верхнюю часть, нависающую над основной мебелью. Таня скептически глянула на них сверху вниз, а потом пожала плечами: “Почему бы и нет? Пусть здесь поползают! И родителей пока нет, ворчать не будут!”

У Глории всегда было какое-то лихорадочное и даже болезненное стремление найти город, в котором можно осесть надолго, если не навсегда. Из-за двойняшек Таня иногда злилась на мачеху: только устроились в новой квартире, только начали привыкать к месту и к друзьям-подружкам в очередном детском саду, как Глория

решительно заявляла, что данный город её абсолютно не устраивает - и вся семья резко снималась с места. Тане иной раз казалось - они все похожи на небольшую стайку воробьёв: только что прыгали на одном месте - и вмиг суетливо вспархивали и неслись в неизвестность, куда глаза глядят… Сначала казалось, она ищет город, в котором есть подходящее светское общество для такой капризной мадам, как она. Но недавно, размышляя о странном желании Глории найти идеальный город, Таня мельком подумала: а не является ли это постоянное бегство с плохо насиженного места следствием маминого заклятия на семью для своей дочери? Но предположение так и осталось предположением, поскольку подтвердить его было нечем. А к Назарию лишний раз Таня обращаться не хотела. Хотя и было смутное подозрение: не здесь ли, не в этом ли городе, должны были познакомиться Глория и отчим в своих будущих жизнях? Но согласится ли старик с этим подозрением?

Особенностью семейного бегства являлось то, что Глория с отъездом бросала не только едва приобретённую квартиру, но и всю мебель, которую успели в неё закупить. Как с квартирой, так и с мебелью, а также посудой решали проблему её богатые родители. Эти добродушные люди, легко принявшие Таню своей приёмной внучкой, спокойно и даже где-то философски относились к метаниям единственной дочери из города в город.

С собой в дорогу Глория брала только одежду и обувь, всякую мелочь, наподобие сумок и детских игрушек, и даже, как ни странно, постельное бельё. Впрочем, его выбрасывали сразу послед переезда. И сразу после переезда, чуть только покупалась мебель, все коробки и сумки, набитые той самой одеждой, обувью и прочим барахлом, закидывали на полки всех шкафов, какие только ни приобрели, и на те же антресоли.

В последний переезд двойняшки обнаружили, что верхние шкафы - это клондайк для поиска совершенно обалденных сокровищ. А ещё - просто “здоровское” место, где можно устраивать берлоги из того “строительного материала”, которым набиты антресоли и который родителям неинтересны.

Болтая ногами в воздухе и сидя, чуть согнувшись, посередине полки с отодвинутыми в стороны дверцами, Таня строго следила, чтобы двойняшки не свалились с этакой высоты (антресоли-то - под потолок!), одновременно пытаясь разыскать в творимом хаосе (медвежата заново строили свои берлоги) чёрную дамскую сумку.

– Та-ань, а можно сюда одеялко?
– вылезла из тёмного угла запыхавшаяся Оленька.
– У меня здесь тайная спаленка будет!

– И мне! И подушку! Ой!..

Двойняшки, стоя на коленях и вцепившись в край полки, восхищённо проследили, как нечаянно сброшенная Митенькой большая картонная коробка с треском грохнулась на пол, щедро разбросав по детской своё содержимое.

– Спускаемся!
– железным тоном скомандовала Таня и за шкиряк домашних рубашонок жёстко поймала прыснувших было по углам медвежат, не желавших покидать уютные пещерки.

– Да-а!
– обиженно запричитала Оленька, стараясь за спиной старшей сестры пнуть брата.
– Митька виноват, а я из-за него должна, да?.. А-а!

– Сама дура, - проворчал медвежонок.
– Та-ань… Ну ещё маленько-о!

– Где ты научился говорить нехорошие слова?
– строго выговорила девушка, стаскивая с полки сначала смирившуюся и пригорюнившуюся Оленьку, а потом Митеньку. И - помалкивая о том, что обрадовалась свалившейся коробке! Что боится оставлять малышню наверху (ещё плюхнутся вниз без её постоянного присмотра!), пока она будет потрошить неожиданно вылетевшую из коробки искомую сумку.
– Сначала соберёте мне всё, что упало. А потом я ещё подумаю, возвращать вас наверх или…