Осенний марафон
Шрифт:
— Иди спать, я тебе на диване постелила.
— Акуртку я в пианино положу, — предложил Бузыкин. — Лена с Виктором придут, начнут играть — звука нет. Что такое? Будет им сюрприз.
— Никому я не нужна, — проговорила Нина не оборачиваясь.
— Что?
— Никому!
— Нина! Ну пошел мужик на день рождения к институтскому приятелю. Что такого?
— Как это страшно, когда ты никому не нужна!
— Ты мне нужна. Ты на работе нужна. Ты Леночке нужна. Ты всем нужна!
— И Леночке
Тогда Бузыкин сказал:
— Нина, я не был у Евдокимова.
Жена обернулась к нему. Она ждала. Сейчас он скажет правду.
— А где?..
— Это стыдно, мне трудно выговорить…
— Говори, мужик… Теперь трудно — зато потом будет легче всем.
Бузыкин молчал. Жена смотрела на него в слезах.
— Я был в вытрезвителе.
Нина показала на куртку.
— А это… Что, там выдавали?
— Я же сказал, это Евдокимов привез…
Нина протянула руку за курткой.
— Можно?
— Конечно!
Она брезгливо повертела ее, бросила на пол, наступила ногой, уцепилась за рукав и рванула.
Рукав затрещал. Взялась за другой рукав, стала отрывать и его. Подняла куртку и вышвырнула в окно.
— Вот так, вот…
Комната дочери. Матрас на полу, гитара, запасное колесо к мотоциклу.
— А почему я должна вешать в комнате то, что мне не нравится! — возмущалась дочь.
— А потому, что нельзя быть эгоисткой! — возмущался отец. — Нельзя только брать! Надо что-то и отдавать!
— А я как раз не беру, а отдаю. На!
Она сунула отцу свернутые занавески.
— Лена, перестань дурачиться. Сейчас же повесь занавески и вернись в институт! Неужели тебе не жалко мать? Посмотри, до чего ты ее довела! Это уж, не знаю, садизм какой-то!
— А может быть, это не я ее довела? — сказала дочь.
— Что ты имеешь в виду?..
— Да мне к вам приходить неохота! У вас там нежилая атмосфера! Отрицательные биотоки носятся!..
Бузыкин стоял в телефонной будке.
— Алла, я сегодня не смогу прийти.
— Почему?
— Тут такие дела…
— Приходи после дел.
— Будет поздно. Я тебе завтра позвоню, тут уже стучат…
Билл бежал гордо, гарцуя, как цирковой конь. За ним тянулся Бузыкин. Прохожие провожали их взглядами.
— Темп, Андрей! Темп! — покрикивал через плечо профессор.
— Пошел к черту, — бормотал Бузыкин.
Нина, войдя в прихожую, замерла. Все было загромождено стульями. Билл работал на углу столика, на кухне.
— Здравствуйте, Билл! Что происходит?
— Маленький рас-кар-даш!
Она прошла в комнату. Мебель была
Бузыкин стоял на стремянке, оклеивал стену газетами.
Нина села на стул, не понимая еще, чем это ей грозит.
— Решил переклеить обои, — сказал Бузыкин. — А то слишком мрачно. Посмотри там. Других не было.
Ничем это не грозило ей. Наоборот…
— Эти? — спросила она.
— Да.
— Красивые…
Смотрела на мужа благодарно.
Бузыкин проводил занятия. Хмуро смотрел в листок студенческой работы.
«— Ну что ты на меня так смотришь, дружище? Думаешь, мне легко, парень? — малодушно сказал он Смиту и потом бегал от него и убегал…» Извините, Лифанов, но это подстрочник, а не перевод.
— Почему это подстрочник? — обиделся Лифанов.
— Вот, скажем, у вас тут написано «убегал». И рядом «бегал». Неужели так трудно поискать что-нибудь еще? Прошу вас, — обратился он к студентам, — припомните родственные слова.
— Мчаться, — предложила студентка.
— Припуститься.
— Носиться.
— Удирать.
— Улепетывать.
— Драпать.
— Драпать. Допустим. Как именно драпать? Лифанов.
— Ну… быстро. Не знаю.
— Кто больше?
— Во весь мах.
— Во всю прыть.
— Во весь дух. Во весь опор.
— Еще?
— Дунуть, дернуть.
— Унести ноги. Дать стрекача.
— Опрометью. Без оглядки. Сломя голову…
Бузыкин глянул в окно-у ворот стояла Алла. Лицо его сразу утратило волевой склад. На институтском дворе было тихо. Осень перекатывалась по деревьям. Студентки стояли у стены, как подсолнухи обратив золотые головки к солнцу.
Он подошел к воротам.
— Алла?
— Да, Алла. Ты здоров?
— Здоров.
— Ты меня бросил?
— Понимаешь, так сразу все навалилось-и институт, и перевод мой, и Билл…
— Но хоть позвонить ты мог? Всю неделю как привязанная сижу у телефона. В магазин боюсь выйти, вдруг ты позвонишь?..
Рядом остановилась машина Шершавникова.
— Здорово, Бузыкин! — крикнул он.
Бузыкин поздоровался.
— Могу подвезти. Вам куда?
— Спасибо, не надо.
Шершавников оглядел Аллу.
— Наша? Что-то никогда не видел.
— Чужая, — сказала Алла.
— А то могу. Вам в какую сторону?
— В другую, — сказала она.
Шершавников подмигнул Бузыкину и уехал.
Алла протянула руку:
— Прощай, Андрюша.
Он хотел было задержать ее, но она вырвала руку и пошла прочь.
— Алла, подожди, дай же мне сказать!
— Не надо, Андрюша. Ты — как тот хозяин, который жалел собаку. И отрубал ей хвост по кусочку.
Это больно…
Бузыкин смотрел ей вслед.