Осенняя женщина
Шрифт:
Если бы в тот момент перед ней появилась одна из Сиреневых Дам, Дебора запихала бы эту обгаженную простыню прямо в ее беззубый рот. А уж с Белобрысой Проблемой разобралась бы без этих новомодных взглядов на воспитание детей. И пусть ее посадят в тюрьму, она, Дебора Периш, готова рискнуть.
— Мамочка, — в приоткрытую дверь заглянул младший сын Питер, — его посадят в тюрьму?
— Нет, золотко. Не думаю, что нам так повезет. Ты уже собрался в школу?
— Еще рано, мама.
— Тогда идите с Тейлором на кухню и поешьте.
Питер тихонько закрыл дверь.
«Господи, за что ты меня так наказуешь? — истекая бессильными слезами, Дебора Периш
Бог молчал. К ненависти Он относился очень подозрительно.
Ах, этот Олежек! Валентина Ивановна отлично помнила тот день, когда он впервые появился в парикмахерской и сел в ее кресло. Обычно она никогда не смотрела в лица клиентам. Вернее, смотрела, но пропускала мимо своего пристального внимания, как пропускают посторонние звуки. Перед ней представали лишь макушки, покрытые шевелюрой с различной степенью сальности. Макушка же, появившаяся перед ней в то утро, красноречиво говорила: «Я зашла сюда только потому, что более дорогие и приличные салоны еще закрыты, а мой хозяин очень торопится. К вашему сведению, дорогуша, хозяин предпочитает косметическую линию «Нивея». Для мужчин, разумеется. Надо полагать, ждать чуда от вашего заведения не приходится, посему просто подровняйте». Валентина Ивановна перевела взгляд с макушки на лицо ее обладателя, отраженное в зеркале. «Я чертовски молод, здоров, обаятелен, без особых материальных проблем и готов прыгать на все, что шевелится», — будто заявлял этот обладатель, улыбаясь ей из Зазеркалья. «Кобель!» — внутренне фыркнула Валентина Ивановна и, поджав губы, с еле сдерживаемой неприязнью поинтересовалась:
— Как стричься будем?
— Всецело отдаюсь в ваши опытные руки.
«Как же, отдаешься ты», — на мгновение закатив глаза, подумала Валентина, преисполнившись жалостью сразу ко всем женщинам, которые встречают такого типа на своем безоблачном пути.
— Мужчина, я не знаю, чего вам надо. Говорите, как стричь, — чуть повысив голос, потребовала она ясности в вопросе. Эти две фразы, сказанные противным голосом бакалейной продавщицы времен расцвета застоя, всегда приводили не понравившегося Валентине клиента в замешательство и смятение, на что она сильно рассчитывала. (Но пасаран, дорогие женщины!) Но, вопреки ожиданиям, клиент нисколько не смутился и сказал:
— Ну, тогда налысо, если вы в затруднении. Под ноль.
— Вы… чего это? — смутилась она сама. — Как налысо? Совсем, что ли?
— А чего тут мудрить? Скоро лето. Голове легче.
На дворе еще стоял январь, и возникшая в ее воображении лысая макушка вызвала у нее безотчетную и мгновенную жалость.
Валентина Ивановна взяла в руки профессиональное оружие и подступила к макушке, вопившей во все свое красноречивое горло: «Нет, нет! Я хочу «Нивею»! Хочу витаминный бальзам! Не смей подходить ко мне с этой жуткой штукой!».
— Так что, стричь, что ли? — еще раз переспросила Валентина Ивановна, жужжа машинкой.
— Стригите! — решительно осклабился необычный клиент, завернутый в нейлоновую накидку.
— Ну, как хотите, — вздохнула Валентина и принялась за работу.
Спустя несколько минут макушка осыпалась на пол блондинистым дождем. Из-под машинки выходила неприкаянная, лысая голова. Валентина невольно почувствовала угрызения совести.
Девчонки, хоть и занятые своими клиентами, с интересом следили за развитием событий. Несчастная Валентина уже предвидела обстоятельные
Спустя десять минут молодчик стал походить на зэка, только что получившего пятнадцать лет колонии строгого режима. Валентина дрожащей рукой смахивала волосинки с его прекрасной голой шеи.
— Пойдет так? — робко спросила она.
— Трудно сказать, — ответил он, поглаживая рукой голову, чем привел Валентину в состояние, которое можно было бы охарактеризовать как готовность к обороне. Она мгновенно составила в уме гневную тираду, и, если клиент вздумает кочевряжиться, можно будет призвать в свидетели девчонок. Приходят тут всякие, хотят сами не знают чего, а потом еще и недовольны!
— Пройдите к кассе! — потребовала она, чтобы пресечь всякое сопротивление.
— Могу я узнать, как вас зовут? — вполголоса спросил он, снова коварно улыбаясь.
«Жалобную книгу попросит, гад! — охнула Валентина. — Нет, не попросит. Пойдет прямо к заведующей».
Секундная прикидка показала, что в новом салоне, в который планировалось преобразовать парикмахерскую к осени, работы ей уже не будет. На ее место возьмут какую-нибудь Верочку или Машеньку прямо из училища. А она окажется в очереди на бирже труда.
— Валя меня зовут, — голосом почти безработной ответила она.
— Валя, вы не будете возражать, если я наведаюсь к вам еще как-нибудь? — поинтересовался этот образец мужской коварности и непредсказуемости.
В каких-то несколько секунд потеряв работу и снова ее обретя, Валя растерянно пожала плечами, позабыв о своем праведном гневе.
— Ну, заходите.
— Сегодня, если не возражаете.
— Зачем? — насторожилась Валентина, так как была далека от уверенности, что прическа клиента изменится в ближайшие несколько часов, и покосилась на девчонок, лица которых уже кривились в многозначительных улыбках. Если бы было можно, она выпроводила бы его без денег. И без этих дурацких разговоров.
— Так вы не возражаете? — не унимался клиент.
Валентина покраснела, передвинула на столике перед зеркалом расчески и ножницы, беспомощно оглянулась и пискнула:
— Кто следующий? Проходите!
— Так как? — лысому, судя по всему, было плевать на то, что он ставил ее в неловкое положение.
— Мужчина, не мешайте работать, — разозлилась она и моментально скрылась в подсобке.
Минут через пять приковыляла уборщица тетя Зина и прошептала, лукаво улыбаясь:
— Ушел. Можешь выходить.
— Так я, это… салфетки мне чистые нужны были. Салфетки… — в ужасе оправдывалась Валентина, понимая, что уже стала объектом для обсуждения.
— А, салфетки, — понимающе кивнула тетя Зина. — Ну, тогда ладно.
Однако зря Валентина надеялась, что обезображенный ею парень больше не явится. Он появился в тот же вечер и повез ее куда-то. Вначале ей казалось, что села она в его машину только затем, чтобы его не увидели девчонки, шедшие следом. Но, облапанная и обцелованная за первым же поворотом, забыла обо всем на свете. С тех пор все и началось.