Осетинские нартские сказания
Шрифт:
Любопытно стало Маргудзу:
– «Ведь из моих прислужников есть такие, что и небожителей сопровождали. Так что же это за человек, перед которым они робеют? Много слышал я об Уастырджи, но видеть его мне не пришлось. Дай, кликну-ка я тревогу, говорят, Уастырджи к тревоге очень чуток. Если это он, то я сразу узнаю».
И тут выпустил Маргудз черную лисицу, такую, что каждый ее волос, подобно солнцу, смеялся и, подобно звезде Бонварнон, блистал.
Погналась молодежь за лисицей по равнине, но
– Беда!
– закричали тут женщины, у которых был нрав побойчее.
– И чего это мечется по степи сумасшедшая наша молодежь? Зверь-то ведь - вот он!
Где не будет слышен крик женщины! В гостевой для кавдасардов услышал его и Уастырджи. Выбежал он из дома и вскочил на коня.
Тут одна из женщин сказала ему:
– Как не стыдно тебе, юноша? Зверь уже пробежал, люди поскакали за ним, - почему ты отстал от других? Если ты испугался, дай я на тебя свой платок накину...
– Подожди, огонь очага моего, я тоже постараюсь сделать все, что в моих силах.
Поскакал Уастырджи, мигом догнал лису и поднял ее на копье. Идет он по улице, высоко несет на копье лисицу, а люди идут за ним следом, удивляясь его ловкости, осанке и красоте.
Маргудза тоже удивило проворство гостя, и он выехал навстречу ему на коне.
– Во здравии прибывай к нам!
– приветствовал он гостя.
Гость и хозяин, любезно беседуя, дошли до двора Маргудза. Занял Маргудз разговорами гостя и, вместо гостевой для кавдасардов, привел его в гостевую для небожителей. Тут опомнился Уастырджи.
– Ведь не здесь остановился я.
И хотел он отвести своего коня к деревянной коновязи. Но прислуживающие слуги не пустили его туда, и пришлось ему войти в гостевую для небожителей.
Принесли ему фынг, уставленный едой, и он сказал:
– Вы простите меня, но, хотя я еще молод, все же, пока не придет Маргудз, не притронусь к еде.
Рассказали Маргудзу о том, что гость не притрагивается к еде. Надел Маргудз башмаки, из слоновой кости выточенные, накинул на плечи соболью шубу и вошел в гостевую.
– Добрый вечер тебе!
– сказал он гостю.
По обычаю оказали они почести друг другу, сели за стол, стали есть и пить.
Уастырджи, глядя на Маргудза, думал: «Боже, нет на свете такого человека, которому ты не послал бы счастья. Но кого же ты на этот раз осыпал счастьем? Ни роста у него, ни осанки, а на лице даже носа нет. Значит, можно ли назвать его счастливым?» Поели, попили.
– Может, вместе и в поход отправимся?
– предложил тут Маргудз гостю.
Согласился гость. И приказал тут Маргудз своим младшим:
– До рассвета двух коней мне из табуна приведите. До рассвета двух коней привели из табуна младшие. И
– Конь твой утомился, поезжай в поход на любом из моих коней.
– Кроме своего коня, ни на чьем не смогу я поехать в поход, - ответил гость.
– Послушай меня, гость, утомился твой конь. Возьми лучше моего коня, а твой пусть пока отдохнет.
Посмотрел Уастырджи на улицу. Увидел, что к коновязи привязан оседланный конь - худой, с облезлой гривой и облезлым хвостом. Тут подумал Уастырджи: «Какого коня может дать мне тот, кто даже для самого себя жалеет лучших коней своих табунов?»
И спросил он Маргудза:
– На этом коне ты поедешь?
Маргудз ответил:
– Да, я поеду на этом коне.
– Но как же так?
– спросил Уастырджи.
– Ведь не мать же твоя родила тех коней, что я видел в твоих табунах? Иначе чего ты их так жалеешь? Почему не поедешь на лучшем из них?
И ответил ему Маргудз:
– Неразумен ты, гость. Разве не знаешь ты, что по внешности не судят о силе.
– Что ты за человек?
– сказал Уастырджи.
– Ну, подумай сам, что скажут люди, когда увидят тебя на этаком коне рядом со мной?
– Ну, разве можно тебя назвать разумным гостем? Ведь я же сказал тебе: не по внешности судят о силе.
– Но разве нет в твоем табуне коня пригляднее по внешности, но чтобы по силе он был бы одной крови с этим?
– спросил Уастырджи.
Не понравились Маргудзу слова гостя и сказал он:
– Стоит жаркая пора, жалеть надо хороших коней.
И тут Уастырджи ничего не ответил Маргудзу. Отправились они и три дня ехали без остановки. На четвертый день, рано утром, сказал Маргудз:
– Если мы до вечера не доедем до цели, напрасен будет весь наш поход.
И они снова двинулись в путь. Тут начал уставать конь Уастырджи. Хлещет его Уастырджи плетью, пробежит он немного рысью и опять начинает сбавлять шаг. А худой конь Маргудза, с облезлой гривой и облезлым хвостом, так мчится вперед, что взглядом за ним трудно угнаться. Обернулся тут Маргудз к Уастырджи:
– Подгони-ка хорошенько своего коня. К вечеру должны мы быть на месте. Не мать же твоя родила его, - чего ж ты его жалеешь?
Дернет Уастырджи поводья, прибавит конь шагу и тут же опять сбавляет шаг, и снова отстает Уастырджи.
– Что за молодежь пошла? Пережить бы вам всех своих родных!
– сказал Маргудз.
– И чего это нынешние молодые люди так жалеют своих коней? Конечно, у коней этих золотые подковы, но копыта, верно, мягки, как лягушечьи лапки.
Только головой покачал Уастырджи на эти слова и подумал про себя:
– А какой же породы его конь, какого же рода он сам? Даже у небожителей не видел я им подобных.