Ошеломленный

Доуз Эми

– Вы подарили мне котика? – кричит она, падает на колени и начинает плакать, прижимая к лицу несчастное животное. Котенок не понимает, что происходит, и покорно лежит в руках девочки, задыхающейся от слез. – Вы правда подарили мне котика? Спасибо, мамочка! Спасибо, папочка!

Родители благодарно нам улыбаются, но выражения их лиц очень быстро сменяются на беспокойство, когда они замечают состояние Фреи. Я подхожу поближе и вижу, что она плачет чуть ли не сильнее самой девочки. Я одной рукой обнимаю ее и с извиняющейся улыбкой машу родителям на прощание, уводя мою всхлипывающую подругу подальше

от этой эмоциональной сцены.

– Ты в порядке? Я думал, тебе такое понравится, – сконфуженно говорю я, крепко прижимая ее к себе и поглаживая по руке.

– Я в восторге, идиот! – хрипло возражает Фрея, громко шмыгая носом и вытирая слезы. – Господи, да я очаровательное личико этой девочки на всю жизнь запомню!

Она вытирает слезы и внезапно заключает меня в крепкие объятия.

– Спасибо, Мак. Спасибо тебе огромное.

– Всегда пожалуйста, – смеюсь я и целую ее в плечо. – Впереди еще два дома. Ты уверена, что справишься?

– О, я готова на все сто процентов. – Она отлепляется от меня и убегает в сторону Роджера, который снова выглядит слегка напуганным.

Я совру, если скажу, что две следующие доставки были не такими эмоциональными. Фрея все еще шмыгает носом и счастливо улыбается сквозь слезы. У последнего котенка к ошейнику была привязана коробочка с кольцом, так что нам с Фреей повезло в прямом эфире увидеть, как мужчина делает предложение своей девушке, подарив ее котенка. После такого даже мне было тяжело сдержать слезы умиления. Кто бы мог подумать, что доставлять питомцев в качестве подарка на день рождения будет настолько эмоциональной работой?

Закончив с первой частью свидания, мы направляемся в ресторан «У Мэгги Джонс», расположившийся в переулке между Кенсингтон-Хай-стрит и Кенсингтон-Черч-стрит. В нем царит уютная романтичная атмосфера с нотками деревенского шика: оплавленные свечи в винных бутылках и приглушенное освещение, из-за которого даже меню читается с трудом.

Мы распиваем бутылку красного вина на двоих с пирогами и картофельным пюре. Вспоминать события сегодняшнего вечера настолько весело, что мы смеемся от души, даже, пожалуй, слишком громко для такой интимной обстановки. Роджер не знал, чего ожидать от нас двоих, но, думаю, мы отлично справились с тем, чтобы сделать каждую доставку особенной.

Все наше время в ресторане глаза Фреи не перестают радостно блестеть. Этот вечер определенно запомнится ей надолго. Честно говоря, у меня даже получается отвлечься от мыслей о наших дальнейших планах, потому что я совершенно очарован ее болтовней о котятах.

– Как у тебя появился Геркулес? – спрашиваю я, отпивая из бокала и любуясь тем, как волосы Фреи переливаются при свечах. – Ты ни разу не рассказывала мне эту историю. Он же с тобой не с Манчестера?

Фрея поднимает брови.

– Нет, я нашла его на улице рядом с моей квартирой в Лондоне. Соседка думала, что он жил на крыше, и собиралась вызвать службу по отлову бездомных животных, чтобы его прогнать. Мне стало его жалко, и я сделала дорожку из тунца до моего окна у запасного

выхода. Он вошел так, словно уже был хозяином квартиры, представляешь? Я закрыла за ним окно, а потом поняла, что заперла себя с уличным котом без какого-либо плана и чуть не словила паническую атаку.

Я беззвучно смеюсь.

– И что было дальше?

Она пожимает плечами.

– Я поступила, как любая уважающая себя девушка из Корнуэлла: дала ему булочку, джем и немного взбитых сливок. С тех пор мы с ним лучшие друзья.

Эта история вызывает у меня искреннюю улыбку.

– А почему ты назвала его Геркулесом?

Она улыбается одними уголками губ.

– Этот засранец сильнее, чем кажется. Когда мы первый раз собирались ехать к ветеринару, я чуть не вспотела, пока пыталась запихнуть его в переноску. Он в довольно хорошей форме, хоть и весит почти девять килограмм. Так сказать, «накачанный толстячок».

Я пристально смотрю на хихикающую Фрею с бокалом в руке. От вида того, как она смеется, вспоминая своего кота, у меня какого-то черта встает. Мой взгляд машинально опускается на ее декольте, и я стараюсь представить, как ее грудь выглядит без одежды.

– О чем задумался? – тихо спрашивает она голосом, в котором слышатся оголенные провода под напряжением.

Я смотрю ей в глаза.

– Представляю, как твоя грудь выглядит без одежды.

Она давится вином.

– И к какому выводу ты пришел?

Я тянусь через стол и провожу пальцами по ее предплечью.

– У меня нет никаких сомнений, что она потрясающая.

– Господи, ну ты и свинья, – фыркает она и снова дергает себя за ухо. – Обсуждение моих бидонов за ужином, так ты представляешь особенный вечер, да?

Я поднимаю бровь.

– Как ты сейчас свою грудь назвала?

Она пожимает плечами и морщит нос.

– Моя мама так говорила в детстве. – Она пародирует южный акцент своей матери: – Фрея, следи, чтобы твои бидоны не вываливались из блузки, а то все подумают, что ты женщина легкого поведения.

Меня трясет от смеха.

– Твоя мама кажется очень милой женщиной.

– О, ты не представляешь насколько. Она очаровательная южанка-католичка, которая всю жизнь дружила с монашками. Это чудо, что она сама в монастырь не ушла.

Я понимающе киваю.

– Если она когда-нибудь встретит моего дедушку, ее инфаркт хватит.

Фрея с любопытством склоняет голову.

– Он настоящий шотландский бунтарь?

– Что-то вроде того. – Я делаю глоток вина. – Но любовник из него так себе. Он, конечно, любил мою бабушку достаточно, чтобы годами вместе с ней управлять гостиницей в Дандональде. Но мне еще и шестнадцати не было, когда он мне сказал, что все женщины – дьяволицы.

– Дьяволицы? – Фрея расплывается в улыбке. – Это ж надо, сказать такое маленькому впечатлительному мальчику.

– Да, он любил говорить, что женщины своей красотой отвлекают мужчин от того, что по-настоящему важно.

Фрея мотает головой.

– И что же, скажи мне на милость, он считал важным?

– Футбол, футбол и еще раз футбол, – смеюсь я. – Мой дедушка настолько ярый фанат футбола, что, когда его драгоценные «Рэнджерс» проигрывают, он плачет, как ребенок.

– Как это мило!