Ошибка "2012". Джокер

Семёнова Мария

Варенцова старательно поддевала вилкой скольз­кий грибок. Грибок не давался, а вилку она терпеть не могла, во всех случаях предпочитая ей ложку. Да кто вообще сказал, будто есть с помощью вил­ки, этого позднего западного заимствования, совер­шенно не подходящего к блюдам русской кухни, «культурно», а пользоваться исконной ложкой — «некультурно»?

— Сколько же лет этому Мгиви? — спросила она, плюнув в отчаянии на «культуру» и загоняя грибок в ловушку с помощью куска хлеба — По идее, долж­но быть не менее шестидесяти, а на вид не дашь три­дцати. Прямо реклама ходячая наших зон. Как оздо­ровительного курорта...

— Ну, это не факт, — рассудительно

заметил За­белин. — Может, тут что-то из той же серии, как все японцы европейцу на одно лицо. И наоборот... Род­ственники у этого негра за границей где-нибудь есть?

— А как же, родни хоть отбавляй. — Колякин кивнул. — Что любопытно — очень нехилой. Папа Мгиви — помощник президента республики, дед — министр культуры, дядя по матери — шеф госбез­опасности. Кстати, есть ещё братец-близнец по име­ни Мгави, так вот его дед-колдун, тот, который теперь министр культуры, проклял, отлучил от до­ма, лишил родового имени и выгнал из страны.» Ещё давно, говорят. Так что пришлось бедняге ис­кать приют у папы Дювалье на Гаити. Вроде бы в тонтон-макутах служил. А после двухтысячного следы вообще затерялись...

— Дед-колдун, министр культуры, — проговори­ла Варенцова, прислушиваясь к вкусу снетка, вос­хитительно таявшего во рту. Здешние магазины на предмет рыбы она обследовать ещё не успела, а из Питера небось вкусненького не скоро пришлют... — Мгиви, если я поняла, у нас вроде как в дедушку удался. Зэки в автобусе какие-то его подвиги пе­речисляли. Экстрасенсорные- Глаза кому-то вроде отвёл...

Честно говоря, ей было глубоко плевать на бег­лого нефа Хотелось снять чёртовы лодочки, явст­венно сулившие в самом скором времени варикоз, отмочить гудящие ноги в ванне и залечь на диван. И чтоб Тихон к боку прижался...

А ещё, вот что странно, ей очень хотелось уви­деть Краева «Наверное, — усмехнулась она про се­бя, — акклиматизация никак не пройдёт. На чужой сторонушке рад своей воро мушке...»

— Отвёл или нет, но побег очень странный. — Колякин помрачнел. — Утром, прямо через вахту. Причём охрана не видела и не помнит. А карауль­ный на вышке показал, будто наблюдал здоровущих чёрных крыс, топавших правильной колонной. Пять хвостов... к вахте... И потом вот ещё что интерес­но. — Колякин снял фу]>ажку, повертел, зачем-то за­глянул внутрь, надел, старательно совместил линию носа и кокарды. — Существует агентурная разработ­ка, из которой следует, что Мгиви при разговоре с корешем, вором в законе Мотей Колымой, однажды сказал примерно следующее: на мне, мол, страшное заклятие висит, должен я отсидегь двадцать лет на самых жестоких зонах. Тогда заклятие спадёт и мне откроется тайна всех тайн. Правда, во время разго­вора они глушили брагу, которую бодяжат в огне­тушителе из карамели...

— Да, похоже, выпито было изрядно, — глянул на часы Забелин. — Вот и нам бы чайку на дорожку ра и в путь. Волков ноги кормят.

Тут Оксана прониклась к нему почти родствен­ным чувством, поняв, что ему до блудного сына Аф­рики тоже было конкретно фиолетово. Своих забот полон рот...

— Чайку? Сделаем мигом. — Майор исчез и тут ■се возвратился в сопровождении официанта, дер­жавшего электрический самовар. Сам Колякин нёс рвно увесистый, оранжевого пластика пакет. — Вот, Или котика вашего, — с чувством сказал он. — Иечё- рочка телячья. Парная...

— Спасибо,— не побрезговала искренним подар­ком Оксана...

Варенцова. Не буди лихо...

Когда принесли счёт, платить по которому, учи­тывая

съеденное и выпитое, оказалось легко, прият­но и даже смешно, Колякин вовсе показался ей вполне достойным человеком, отличным команди­ром, надёжей и опорой конвойной службы. Такому не грех помочь, ободрить, поддержать по мере сил словом и делом.

— Да, майор, думаю, мы сработаемся, — сказала на прощание Варенцова, с одобрением кивнула и в сопровождении Забелина вышла на свежий воздух. И сразу услышала визг тормозов — это лихо, с пон­том, по-пацански остановилось возле входа авто. Плевать, что корейское и, по сути, бюджетное, зато сразу чувствуется — от правильных пацанов: с тони­рованными в ноль стёклами, с погремушками обве­са, с нестандартными покрышками, с великолепием литья. На капоте скалил зубы недовольный жизнью тигр — не азрографированный, всего лишь плёноч­ный, но зато страшный — аж жуть[2]. В целом машина напоминала дешёвый леденец, завёрнутый в яркий фантик.

— Земеля, отвали, мы ненадолго, — веско послал водитель сунувшегося было ларковщика. Вылез из машины, лихо подмигнул попутчику, разминающе­му ноги на газоне.

— Ну, корень, и Ташкент. Сейчас мы с тобой пивка холодненького...

Оба, что водитель, что пассажир, были прикину­ты в чёрную кожу, жара там, не жара Не столько крутые, как на понтах, не столько блатные, как го­лодные.

«Ну и шелупонь»,- скривилась Оксана гадливо прищурила глаза и направилась было к забелинской «Ниве», но тут «шелупонь» заинтересовалась бом­жом, тихо пробиравшимся через стоянку.

— А ну-ка, чмошник, стоять, — ощерился руле­вой. — Живо озадачился, упёрся рогом и цротёр все стёкла моей ласточки. Если хочешь оставаться та ким же красивым и здоровым... Ну всё, в пахоту время пошло I

Оксана невольно вспомнила совсем другого бом жа, сшивавшегося во дворе сё питерского дома (на помним, сугубо ведомственного). Тот при виде подъ жавшего автомобиля немедленно бросался проти- мть номера, думая таким образом заработать на пи- ю; беда была в том, что номера при «протирке» гряз­ним рукавом нещадно царапались. Соответственно, сонтингент, состоявший из офицеров «компетент­на органов», шарахался, ругался и спешил сунуть даоровому террористу десятку, только чтобы он L-шзко к машине не подходил.

Здесь, похоже, ситуация складывалась принци- шально иная.

— А чего их тереть-то, милай, — поднял голову 5омж, и его интонации вдруг показались Оксане смутно знакомыми. — Чёрного кобеля не отмоешь юбела. Все одно в машине у тебя будет темно, как i жопе у мавра. Не ведаешь, милый, куда рулишь...

— Что? — Рулевой страшно выругался и схва­тил бомжа за ватник на груди. — А ну, козёл, живо в пахоту! Ты, пидер, гребень, парашник, ложкомой- ник, дятел, сука, грёбаный чушок...[3]

Оксана, даром что была в форме, даже не вспом­нила о присутствии рядом своего прямого начальст­ва Ну забывала она в таких случаях спрашивать раз­решения — ругайте, наказывайте, подошла и с ходу вмазала носком туфли-лодочки водителю по ноге. Чуть пониже икры, аккурат в нервный узел. Тут же приласкала ладонью в почку, двинула коленом в бед­ро и от всей души, с каким-то зверским наслажде­нием засадила кулаком в печень. И кто говорит, буд­то женщина неспособна отправить мужчину в аут по причине невозможности нанести достаточно силь­ный удар, тот просто не стоял никогда под подобным ударом. «Правильный пацан» охнул, захрипел, ёкнул внутренними органами и, забыв про бомжа, начал укладываться на землю.