Ошибка грифона
Шрифт:
– Простите! Само как-то вырвалось… Конечно она не подходит! – торопливо сказала Ирка.
Глава седьмая
Глиняшки
Тогда и студенты, и студентки повторяли в каком-то экстазе:
– Человек – червяк!
В этой формуле для них сидело все учение, которое получило смысл не один только научный, а и революционный.
Ильга,
– Моя машина в сервисе! Я просила у них на замену хотя бы «Форд», но у них не оказалось свободных! – каждую минуту повторяла Ильга.
Она ужасно боялась, что кто-нибудь из знакомых случайно увидит ее здесь. Для офисной красотки оказаться в метро – это такое же запредельное падение, как принять звонок по скайпу ненакрашенной.
Грохоча, подкатил поезд. Валькирии разом повернули головы, загадывая, кто будет следующим. Из поезда появилась Малара, долговязая, гибкая, обманчиво ленивая в движениях. На плече у нее висела огромная сумка со снаряжением. И никакого оруженосца рядом.
– А где твой… – начала Гелата.
– Высадили на кольцевой! Подрался там с одним… Тот за травмат, а мой за кулак. В общем, не разошлись, – с зевком сказала Малара.
– А-а, – протянула Ильга, – бывает! А я, видишь, на метро, среди простого народа!
Малара, щурясь, отвернулась. Вид у нее был скучающий. На следующем поезде приехали Ламина и валькирия-одиночка Даша. Ламина в вагоне познакомилась с двумя «мужчинками», как она их называла, и вместо своего телефона дала им телефон своей мамы, которой надо было срочно вскопать на даче огород.
– Если хоть один позвонит, то я олень! А если приедет и сможет вытерпеть мою маму два часа подряд, то я лось! – сказала она Даше.
Даша устало кивнула. На куртке у нее была шерсть, ботинки в грязи, а из карманов сыпался овес. Утро она провела в конюшне.
Следующим приехал Петруччо Чимоданов со своей девушкой Олей. Парочка обменивалась тумаками, вопила и весело лягалась. Ильга и им сообщила, что ее машина в сервисе и поэтому она среди простого народа.
– Бывает. Ну что тебе сказать, бабуля! Держись! – сказал Чимоданов, и Ильга надулась, поскольку бабулей Петруччо быть все же не могла.
Чимоданова попросила приехать Фулона, поскольку ему была хорошо знакома тактика мрака. Убедившись, что собрались не все и придется ждать, Чимоданов сел на корточки и краем топора стал чистить ногти. Топор был боевой, много переживший, с зазубринами. Молоденькому сержанту полиции, вынырнувшему непонятно откуда, Чимоданов объяснил, что топор оружием не является, поскольку служит для производства каши.
– Какой еще каши? – озадачился сержант.
– «Кашу из топора» читал? – спросил Чимоданов строго, и сержант торопливо кивнул, чтобы не догадались, что на самом деле он смотрел только мультик.
С помощью появившейся Фулоны историю удалось замять, но топор Чимоданову пришлось убрать в сумку. Соскучившись, он стал задирать Олю и класть ей руку на колено, повторяя:
– Люблю это дело! Это всегда так трогательно!
Ольга убрала с колена его руку и дала
– Тебе трогательно, а ты не трогай! – сказала она.
Вслед за Чимодановым приехал грустный Мошкин, приглашенный имитировать на тренировке стражей из Тартара. Мошкина вчера вызвонила Гелата. По домашнему телефону. Два раза набирала, и каждый раз трубку снимала мама. И всякий раз Мошкина почему-то не оказывалось дома. В третий раз Гелата перезвонила через пять минут, и Евгеша таинственным образом дома оказался. Параллельно в трубке ощущалась возня, будто кто-то с кем-то молча сражался.
– Да не она это! – крикнул кому-то Мошкин, и возня сразу прекратилась.
Гелата сообщила, что валькирии собираются для большой тренировки и зовут Евгешу.
– Нет! – сказал Мошкин.
– Да! – оспорила Гелата.
– Ни за что! – сказал Мошкин.
– Да! – повторила Гелата.
– Даже не уговаривайте! – сказал Мошкин.
– Да! – сказала Гелата.
– Ну разве что… – поколебался Мошкин.
– Да! – сказала Гелата.
– Ну и когда надо выезжать? – сдался Мошкин.
Гелата объяснила.
– Ну хорошо! – простонал Мошкин. – Но учтите, что я не сказал «да». Но я не сказал и «нет». Я же подумаю, да?
Гелата повесила трубку.
И вот теперь Мошкин пришел. Увидев его, Гелата испытала окончательное облегчение и спросила у него, почему мама бросала трубку.
– Мама не бросала. Она приняла тебя за мою девушку, – сказал Евгеша.
– Они не ладят?
– Нет. Они телепатически ощущают присутствие друг друга. Стоит мне оказаться рядом с девушкой, мама моментально начинает трезвонить. Можно подумать, что она на крыше сидит с биноклем. «Где ты? С кем ты? Не смей мне врать! Я слышу, как она рядом дышит!» Едва от мамы отобьюсь, девушка начинает бубнить: «Кто это был? Мама? Чего она от тебя хочет? Ты что, маленький?»
– А ты им скажи, что сам разберешься! – посоветовал Чимоданов.
В горле у Мошкина что-то не то взорвалось, не то булькнуло:
– Они меня не послушают!
– Что, обе?
– Да. Они обе как-то внутренне похожи, но когда им об этом говоришь, выходят из себя. Девушке почему-то нельзя говорить, что кто-то на нее похож. Особенно ее нельзя сравнивать с мамой. Девушке надо говорить, что она уникальная.
Чимоданов расхохотался:
– Держись, брат! Женщина – это не прекрасный пол и даже не прекрасный потолок. Женщина – это клинический диагноз. Лучше расскажи, как ты ухитряешься знакомиться!
Лицо Мошкина несколько просветлело.
– О! – сказал он. – Я даже и не знакомлюсь. Просто задаю девушкам несложные вопросы. Девушки обожают на них отвечать. Например, «сколько минут варить яйцо, чтобы оно было всмятку» или «как пришить пуговицу». Про интеллектуальное кино любит рассуждать одна девушка из десяти, а про салат оливье – все десять.
– И что, есть такие, которые на это клюют?
– Ага, – вздохнул Мошкин. – На это все девушки клюют! Так ты мучаешься, пытаясь соврать, какая музыка тебе нравится, а так девушка сидит и тихо-мирно пришивает тебе пуговицу. И ей хорошо, и мне. Ведь я же прав, да?