Ошибка Марии Стюарт
Шрифт:
– Ты не сказал, где находится Черный замок, – перебила она. – Я не имела представления, куда ехать. Когда ты сказал, что он находится в Кейкмуре, я решила, что это где-то на болоте, но…
– Из тебя вышел бы отличный солдат, – восхищенно сказал он. – И я вижу, ты едешь в мужском седле.
– Что мне оставалось делать? Вернуться на конюшню и потребовать другое седло? Чудо, что я вообще нашла там лошадь, не говоря о седле.
– Где она стояла?
– Около задних ворот.
– Должно быть, лорд Бортвик оставил ее там для тебя, – он взял ее лошадь под уздцы. – Насколько все плохо?
– Они
– Возможно, и нет. Там больше тысячи человек. Нам придется ехать в Данбар долгим южным путем через Фаламур. Оттуда мы вызовем Хантли и Гамильтонов.
Лишь теперь Босуэлл улыбнулся.
– Мой рыцарь, – сказал он. – Ты определенно заслужила почетные шпоры. Как тебе удалось выбраться?
– Я связала простыни и спустилась из окна банкетного зала.
Он рассмеялся:
– Нет тюрьмы, которая могла бы удержать нас! Такую тюрьму еще не построили. Сердце моего сердца, плоть от моей плоти, нас нельзя разделить.
Казалось, что путь в Данбар через болота продолжался целую вечность. Пока Мария ехала за Босуэллом, у нее возникло ощущение, что все это уже было: широкая спина всадника, ехавшего впереди, протяжный свист ветра среди вереска и колючих кустов, запах сырых болот и торфяников.
«Конечно, – подумала она. – Я уже делала это раньше. Во время одной из таких поездок я впервые почувствовала, что люблю его. Это было лишь восемь месяцев назад».
Она устало улыбнулась. Прошло лишь восемь месяцев – ни один человек не мог бы прожить их полнее, чем они с Босуэллом. Но теперь она устала. Ей хотелось жить тихо и даже скучно.
Но еще не пора. Сначала нужно усмирить мятежников. В конце концов она победит, как это происходило и раньше.
«Это четвертый мятеж против меня после Хантли, – подумала она. – Потом была «гонка преследования» за лордом Джеймсом, убийство Риччио и убийство Дарнли. Если я составлю схему, какие лорды окажутся участниками всех четырех мятежей? Граф Мортон, этот рыжеволосый медведь, исполненный показного благочестия; граф Аргайл, готовый переметнуться на любую сторону; Киркалди из Грэнджа, который поцеловал мне руку, когда я впервые высадилась в Шотландии, но оказался английским шпионом. Эти трое наверняка. Мейтленд и лорд Джеймс слишком умны. Их никогда не ловили с поличным, за исключением «гонки преследования». Лорд Джеймс особенно любит приказывать другим вершить его тайные и грязные дела.
Почему они все так ненавидят меня и хотят опорочить мое имя? Разве я сделала что-либо, чтобы заслужить их ненависть? Я отдала власть протестантам и никогда не пыталась притеснять их. Я раздала этим лордам поместья и осыпала их милостями. Я вывела Шотландию из войны и отказалась помогать Папе Римскому в его желании отвоевать Шотландию и предать еретиков смерти. Не знаю, что еще я могла бы сделать и что еще могло бы потребоваться от меня. Я оплачивала многие расходы короны деньгами из своего приданого, а не повышала налоги.
Может, все это из-за Джона Нокса? Неужели он задался целью сместить меня с трона? Но даже он не может этого сделать. Он должен подчиняться Писанию, где сказано, что помазанному монарху нельзя причинять вред».
Мария вздохнула
Победа будет за ними, но до этого еще далеко.
Когда они наконец приблизились к Данбару и увидели мощные стены замка, Марии показалось, что она вернулась домой. Данбар – где Босуэлл укрывал ее в опасные моменты и откуда они всегда выходили победителями.
XXXIII
Они въехали во двор, едва не падая от усталости, но потом Босуэлл как будто ожил. Он спешился и разместил стражников на подступах к замку и у всех ворот, не заботясь о еде и отдыхе. Мария оставалась и ожидала, пока он закончит раздавать приказы, отчаянно желая спуститься на землю, поесть и немного полежать. Теперь одежда стала неудобной, слишком узкой или мешковатой в тех местах, где она должна быть широкой или плотно облегающей. Наконец Босуэлл показал, что можно идти в замок. На этот раз они отправились в новое крыло, построенное несколько десятилетий назад, с большими окнами, подоконниками, деревянной обшивкой и потолочными украшениями.
– Я приглашаю тебя в господские апартаменты как мою жену, – сказал он. – Будучи пленницей, ты находилась в другом месте, – он проводил Марию в уютную комнату и подмигнул ей: – Хотя не знаю, можно ли впустить к себе мальчишку в грязной одежде.
– Мальчишку! – она посмотрела на свои изодранные, заляпанные грязью штаны.
Босуэлл протянул руку и распустил ей волосы:
– Когда ты выглядишь как мальчишка, я отношусь к тебе соответственно.
– Твоя одежда хорошо послужила мне, теперь мне хотелось бы поскорее избавиться от нее, – сказала она.
– Тогда сделай это.
– У меня нет другой одежды! – она рассмеялась. – Я все оставила в Бортвике.
Внезапно Марию посетила более зловещая мысль. Она бежала и оставила в Эдинбурге свои бумаги, драгоценности и личные вещи. Теперь все это было в руках мятежников.
– Наши вещи! Они заберут наши вещи!
– Ненадолго, – заверил он. – Понадобится время, чтобы найти их, но… – Выражение его лица изменилось, когда он начал понимать. – Мои личные бумаги! Мои документы, титульные грамоты, права на собственность и мои… мои… – в его голосе слышалась паника. – Я сохранил твои письма! – наконец выпалил он.
– Какие письма?
– Те, которые ты прислала мне из Глазго, и стихи…
Мария прижала ладони ко рту:
– Я же велела тебе сжечь их! Я говорила об этом в тех самых письмах! Как ты мог? Как ты мог сохранить их?
У нее засосало под ложечкой, когда она попыталась точно вспомнить, о чем говорила в этих письмах. Там было описание больного Дарнли и всей опасной поездки в Глазго, зловещая встреча с Бальфуром, страх перед раскрытием ее близости с Босуэллом и необходимость привезти Дарнли обратно в Эдинбург. Ей стало тошно.