Ошибка Марии Стюарт
Шрифт:
– Нет, – ответил Мейтленд. – Он отказывается это делать.
– Что? Вызовите его сюда!
– Кроме того, Мортон, Аргайл и Атолл встретились в Стирлинге. Они призывают туда других лордов.
– Кого? – Босуэлл стукнул кулаком по столу. – Кого?
– Клянусь, милорд, я не знаю. Известно лишь, что после встречи в Стирлинге Атолл поскакал на север, Аргайл на запад, а Мортон отправился в Файф.
– Они хотят собрать армию, – пробормотал Босуэлл. – Так скоро! Доставьте сюда этого проповедника!
Преподобный Джон Крейг стоял перед Босуэллом
Крейг был худым, лысеющим человеком с резкими чертами лица. Он сильно напоминал Нокса – вернее, чисто выбритого Нокса. Мария мимолетно подумала, не должны ли все реформистские проповедники иметь такой вид: худые, бледные, с маленькими глазами и неестественно прямые.
– Почему вы не объявили о нашем предстоящем браке? – спросила Мария как можно более мягким тоном. – Мы велели сделать это немедленно.
Крейг переводил взгляд с Марии на Босуэлла и переминался с ноги на ногу.
– Значит, это правда, – наконец произнес он. – Я не мог этому поверить, – его голос не мог звучать более презрительно, даже если бы он увидел оргию на колдовском шабаше. – Вы подпишете документ, освобождающий меня от ответственности за такой грех?
– Да, – отрезал Босуэлл.
– Какой грех? – поинтересовалась Мария. Босуэлл наградил ее гневным взглядом за неуместное любопытство.
– Какой грех? Вы смеете спрашивать меня об этом? – Казалось, священник не мог поверить своим ушам. – Похищение и изнасилование королевы, не говоря уже о супружеской измене, сговоре между вами и подозрении в убийстве короля.
– Вы имеете в виду меня, когда говорите о подозрении в убийстве? – спросил Босуэлл.
– «Ты – тот человек!», как сказал Натан царю Давиду. Но вы хуже царя Давида. Он всего лишь согрешил с Вирсавией и убил ее мужа, в то время как вы похитили, изнасиловали и опозорили собственную королеву в дополнение к убийству ее мужа и супружеской измене со служанкой вашей жены.
Босуэлл зарычал и потянулся за мечом. Мария встала с трона и удержала его руку.
– Нет, не трогайте его! – она повернулась к Крейгу. – Ваш мастер Нокс, несомненно, будет рад этому. Действительно, в Шотландии стряслась беда, но я хочу все исправить. Как королева, я требую заключить этот брак. Я приду на заседание парламента и назову веские причины для этого, чтобы люди остались довольны.
– Никогда! – заявил Крейг. – Дело зашло слишком далеко. Они больше не потерпят такого обращения с собой. И Бог свидетель, они будут осуждать и презирать этот брак так же сильно, как и я сам!
Мария стояла в Тулботе, на том же месте, где лишь месяц назад стоял Босуэлл. Все взгляды, устремленные на нее, были либо враждебными, либо пустыми. Лорд-канцлер Хантли принадлежал ко второй категории, но всем своим видом демонстрировал враждебность. Все члены парламента, присутствовавшие в Эдинбурге, находились в зале, но подозрительно большое количество мест пустовало. Видные священники реформистской церкви, облаченные в черное, стояли вдоль стен.
– Я собираюсь поделиться с вами своими мыслями по поводу лорда Босуэлла. – сказала Мария. –
Ни одной улыбки или хотя бы намека на улыбку. Они сидели перед ней как судьи и высокомерно глядели на нее.
– Поэтому я прощаю его и всех остальных, кто был с ним, за все, что они совершили за эти десять дней. Мои добрые подданные, я прошу вас сделать то же самое.
Она умоляюще подняла руки, хотя по закону требовалось лишь ее королевское прощение.
Мария с тяжелым сердцем возвращалась в королевские покои. Она слышала язвительное замечание: «Значит, шотландские законы, которые прощают изнасилование, если женщина впоследствии соглашается на брак с насильником, теперь используются и для оправдания убийства? Она готова извратить закон ради своей похоти!»
Разумеется, это был реформистский священник. Он в замешательстве отвел взгляд, когда понял, что она слышала его слова.
Но даже в своих апартаментах она не нашла покоя. Ее дорогой французский исповедник – доминиканец, чье присутствие так возмущало лорда Джеймса, – вышел ей навстречу.
– Ваше Величество, – сказал он. – Я должен просить у вас разрешения вернуться во Францию. Я больше не могу оставаться здесь.
– О, дорогой отец Мамеро, вы всегда были со мной! Не оставляйте меня сейчас!
– Я вынужден это сделать. Мне поступил приказ от высшей власти, и я не могу остаться, – он выглядел искренне огорченным, как будто собирался заплакать. Потом он поднял руки и положил их ей на плечи.
– От высшей власти? – собственный голос показался ей робким и дрожащим. – Но я королева!
– От Папы Римского, мадам, – сказал он. – Святой отец… приказывает мне отдалиться от вас, пока вы не приведете вашу жизнь в порядок. Он говорит, что до тех пор сам не будет поддерживать с вами никаких отношений. Он утверждает, что вы прокляты!
Мария вскрикнула и упала на пол.
Около четырех часов утра Босуэлл взял ее за руку и повел в старую часовню в Холируде, где протестантский священник провел брачную церемонию. Ни один местный пастор не хотел иметь ничего общего с этим обрядом, не говоря уже о священнослужителях пресвитерианской церкви Эдинбурга. Поэтому Босуэлл убедил епископа Оркнейского, известного своей готовностью переходить на сторону того, кто был готов больше заплатить ему.
Там присутствовал сговорчивый граф Хантли, а также верные лорды Ливингстон и Флеминг и несколько других незначительных дворян. Ни свадебной процессии, ни музыки, ни красивых нарядов. Мария была вынуждена выслушать проповедь о раскаянии Босуэлла в его предыдущих дурных деяниях. Когда она произнесла слова брачного обета, то не могла отделаться от чувства, что они не настоящие.