Ошибка природы
Шрифт:
Мне было вовсе не до смеха, я постаралась успокоиться. В конце концов, это ведь может быть и не Нещадов.
— Бабки говорят, ему прямо между глаз выстрелили, — разбила мои иллюзии безжалостная Эльвира. — Прикидываешь, какой эффект?
В тот момент я поняла, что значит медленно оседать. Со мной именно это и произошло. Я просто-напросто сползла на стул и застыла, глядя на Эльвиру. Эльвира причем стала какой-то туманной, как фантастическое видение. Или у меня со зрением не все
— Между… глаз? — еще пытаясь сопротивляться очевидному факту, пробормотала я.
— Да что с тобой, Сашка? — вытаращилась Эльвира. — Это что, твой знакомый?
— Еще не знаю, — помотала я головой. — Но вполне может оказаться знакомым… Господи, что ж это за маньяк такой? И где его нашли?
— Маньяка? — переспросила Эльвира.
— Да нет, парня!
— Рядом со школой, — сказала Эльвира. — В переходе. Он на ступеньках лежал. Но я же ничего не знаю, это у бабок надо спрашивать.
— Черт. Если это Нещадов, я уже вообще ничего не понимаю!
— Может быть, его Пенс убил? Из ревности? Если он так поздно шел от тебя, то несчастный Пенс мог подумать все, что угодно, — констатировала подруга. — Вот, подумал он, идет любовник от моей Александрины. И пальнул, недолго думая…
Особенность Эльвириного характера заключалась в ее полнейшей неспособности отнестись к чему-то серьезно. Она принадлежала к той породе людей, которые даже к собственной смерти отнесутся с долей иронии, что уж говорить о других.
— Элька, ради бога, побудь тут, а? — взмолилась я.
— Я же сказала, что побуду. Могу даже остаться тут до приезда Галины Михайловны, если хочешь. Объясню предкам, что нанялась к тебе бодигардом…
— Было бы совсем недурно, — сказала я. — Вдвоем веселее.
— С тобой, знаешь, тоже приятнее, чем с моими родителями, — Эльвира одарила меня ответной любезностью.
Мне было страшно. Я шла по направлению к офису, и мне было страшно. Больше всего боялась, что Лариков и правда скажет об убийстве Нещадова.
— Черт побери, в какую же историю мы вляпываемся?
— Что?
Я подняла глаза. Ну вот тебе и здрасьте! Приплыли. Александра Сергеевна Данич уже разговаривает сама с собой, стоя на автобусной остановке!
— Ничего, — ответила я человеку, смотрящему на меня с участием. — Просто обстоятельства моей многогрешной жизни вынуждают иногда обсуждать мои проблемы с умным человеком, коим я, без сомнения, являюсь в своих глазах.
— А у вас проблемы? — не отставал парень.
— Найдите мне человека, у которого их нет, — взмолилась я. — Думаю, у вас не получится.
— Дети, — улыбнулся он.
— У детей тоже найдется парочка проблем. Мы живем в конце
— Убивать, мне кажется, нелегко, — сказал мужчина, поправляя сползающие на нос очки. Получилось у него весьма убедительно, как будто он этим каждый день занимался.
Я заинтересованно взглянула на него. Внешность учителя. Вряд ли этот щуплый человечек работает киллером. Впрочем, кто его знает? Мир так основательно перевернулся, что в нем все может быть!
— Вы киллер? — поинтересовалась я.
Он рассмеялся.
— Нет, просто я много… думал об этом.
— А мне приходится думать об этом по долгу службы, — развела я руками. — Постоянно! Представляете?
— Значит, это вы — киллер, — обрадовался он.
— Нет, я детектив, — призналась честно.
— Я бы никогда не подумал, — произнес он, как мне показалось, с некоторой долей недоверия. — Вы такая молоденькая…
— И уже такая испорченная, — развела я руками. — Мой автобус, извините…
Рванула сквозь толпу прямо к небольшому «частничку» с голубыми полосками.
Уже оказавшись в салоне, я посмотрела в окно.
Мой собеседник стоял и смотрел мне вслед. «Забавный тип, — подумала я. — Жаль, что мы больше никогда с ним не увидимся… Что-то в нем есть такое — непонятное, но любопытное. Неуловимое. Во всяком случае, ему удалось справиться с моей внутренней истерикой, хотя он сам того не ведал!»
— Саша, — проговорил Лариков, когда я открыла дверь и застыла на пороге.
По его взгляду я все поняла.
— Нещадов? — спросила. — Это все-таки был он?
Лариков посмотрел на меня жалостливо, как будто Нещадов был моим близким родственником и я вознамерилась немедленно рухнуть в обморок на его глазах.
— Ты уже знаешь…
— Ну, не совсем знаю, но догадывалась, что это он. А ты-то откуда знаешь?
— Люся, — выдохнул Лариков. — Она здесь. Вся в соплях и слезах. Что с ней делать, ума не приложу…
— Зато теперь с нее будут сняты все обвинения. Не могла же она это сделать?
— Она в комнате. Поговори с ней, — попросил меня Лариков. — У меня уже сил нет…
Я прошла к Люсе. Она сидела, выпрямившись и уставившись в одну точку. Ее руки комкали какой-то ужасный, видавший лучшие дни платок в клетку, и по ее щекам текли черные разводы. «Видимо, Люся пользуется плохой косметикой», — почему-то подумалось мне.
— Люся, — подходя к ней, я мягко дотронулась до ее плеча.
— Вы не смогли его уберечь, — проговорила она глухо, с ненавистью. — Вы его не уберегли…