Ошибка резидента (кн.1)

Шмелев Олег

Павел хорошо изучил натуру Куртиса. Старик был из тех, кто кипятится только до первого отпора, а наткнувшись на острое, моментально сникает. Так произошло и теперь. Куртис почувствовал себя усталым.

— Сядем, — сказал он. — Рассказывай.

Павел подробно описал все. Куртис слушал, закусив губу, полуотвернувшись и глядя в пол.

— Будем надеяться; что все произошло так хорошо, как ты говоришь.

— Чего вам еще надо? — возмутился Павел. — Ваш приятель благополучно попал в руки милиции. Вы же этого хотели?

— Он

мне никакой не приятель… У него что-нибудь осталось из вещей?

Павел молча достал часы на потертом черном креповом ремешке, протянул их Куртису. Но тот, поглядев на них, брать в руки не стал. Он смотрел на часы, как на жабу.

— Их надо выбросить. Так, чтоб никто не нашел. Слышишь? Непременно выброси. Пожадничаешь — жалеть будешь.

Павел усмехнулся.

— Это я лучше вас знаю. Я же не аристократ.

— Деньги отдал?

— Конечно, отдал, — не моргнув, соврал Павел. — Но вот куда он их спрятать успеет, трудно сказать.

— Отберут, наверно, — безразлично предположил Куртис, вставая. — Мне пора идти. Но я тебя еще раз прошу: выброси часы. А ремешок лучше сжечь.

Павел не вышел из комнаты в прихожую, чтобы проводить Куртиса, — это было впервые. Старик, надев пальто, заглянул в дверь, сказал:

— Не серчай. — Тон у него был примирительный. — Скоро погуляем. А насчет замарать — глупость.

— Поживем — увидим, — ответил Павел.

ГЛАВА 17

Чего не знали Павел и Надежда

Контрразведчики думали, что Надежда не решится на убийство Воробьевой. Но, к их большому сожалению, он решился. И вот что произошло в Ленинграде, о чем не знали ни Павел, ни Надежда.

…Василий Терентьев, ничем не примечательный низенький человек лет сорока пяти, неторопливый, даже медлительный; в движениях, одетый в длинное зимнее пальто грязно-синего цвета с черным барашковым воротником, в шапке-ушанке солдатского образца, в черных валенках с галошами, вышел на вокзальную площадь в толпе пассажиров, приехавших из Пскова в Ленинград, и остановился, чтобы осмотреться.

Шоферы стоявших чуть поодаль легковых автомашин торопливо, как родных, кинулись встречать приехавших, предлагая услуги. Это были не таксисты, а обыкновенные «леваки».

Ловкий разбитной парень в пыжиковой шапке и потертой кожаной тужурке издалека крикнул стоявшему с полуоткрытым ртом Терентьеву:

— Эй, валенки! Поедем, что ли?

Терентьев поманил его рукой в темной толстой шерстяной перчатке. Парень подошел вразвалочку.

— Мне на Московский вокзал. Свезешь? — спросил Терентьев неожиданным для его обстоятельного облика тонким голосом.

— Рупь, — сказал парень, озорно поглядывая по сторонам.

Терентьев снял перчатку, хотел лезть в карман за деньгами.

— Да нет, ты что? — остановил его парень. — Так нельзя. Потом. Иди в машину.

Во-о-он, серая, с того краю третья. Видишь? Ты иди садись, я еще попутных поищу.

Терентьев неторопливой деловитой походкой направился к машине, а парень принялся громко вопрошать:

— Кому на Московский? На Московский кому? Есть два места!

Терентьев, приблизясь к серой машине, обойдя ее два раза, словно прилаживаясь, наконец открыл переднюю дверцу, но передумал, закрыл и поместился на заднее сиденье.

Скоро прибежал шофер. Рывком распахнув дверцу, он нырнул за руль, еще не усевшись, завел мотор и, трогая с места, сказал:

— Порядок! Еще двое нашлись. С вещами. Сейчас мы их заберем.

Развернувшись по широкой дуге, он лихо, так, что взвизгнули тормоза, осадил машину у тротуара. Задние дверцы открылись разом с обеих сторон, и, не успев сообразить, что происходит, Терентьев оказался между двумя плотными молодыми людьми. И машина, свернув, быстро побежала по переулку. Молодые люди крепко сжимали ему запястья.

— Спокойно, — дружелюбно сказал тот, что сидел справа, и сунул руку к нему за борт пальто.

Там у Терентьева наспех был пришит длинный, узкий, как для белого батона, карман из холстины, а в кармане лежал тяжелый молоток.

Молодой человек извлек его и спокойно поинтересовался:

— Еще что есть?

— Ножик, — тонким голосом отвечал Терентьев.

— Ну и валенки! — весело сказал шофер и расхохотался.

— Где он?

— В пинжаке. В левом кармане, — оторопело, еще не придя в себя, сообщил Терентьев.

Молодой человек достал финку в самодельном сыромятном чехле, с наборной ручкой из разноцветного плексигласа — такие делали во времена войны…

Через полчаса Терентьев давал показания. Первый вопрос задал, правда, он сам:

— За что забрали?

Но спокойный грузный человек, сидевший перед ним за большим столом, на котором не было ничего, кроме чистого листа бумаги и черной авторучки, выдвинул боковой ящик, взял из него фотографию с фигурно обрезанными краями, показал ее Терентьеву и ответил своим вопросом:

— Когда и куда вы исчезли с Карпат?

Терентьев, помедлив, попросил попить.

— Спрашивайте. Буду говорить.

Он не запирался, не утаивал ничего.

Покончив с прошлым, перешли к тому, что Терентьев собирался сделать в Ленинграде. Ответы его были односложны, но вполне откровенны и исчерпывающи.

— Вот что, Терентьев, — сказал брезгливо человек, сидевший напротив, — вы поедете в Москву, как собирались сделать. Вы дадите оттуда телеграмму, что перевод получили. Потом вы поедете в тот город и найдете Корнеева. И будете поступать так, как они вам прикажут. Не вздумайте обмануть. Теперь вам никуда не уйти. Разделаться с вами мы им не дадим. Вас обязательно будут судить как государственного преступника.