Ошибка Трудовика
Шрифт:
Она нажала на спуск и радужный луч, сорвавшийся с излучателя, ударил меня в грудь. Мое тело откинуло на добрый десяток метров, и неведомая сила принялась корежить и мять его безо всякой жалости. Это было больно, но продолжалось недолго.
Когда процесс трансформации завершился и меня резко отпустило, я тут же вскочил на ноги и бросился наутек, желая как можно скорее оказаться подальше от этой сумасшедшей бабы. А вдруг ей еще какая-нибудь блажь в голову взбредет?
Удивительно, но бегать на всех четырех ногах оказалось гораздо удобнее и несравнимо быстрее, чем всего на двух. Не прошло и нескольких
Кстати, о времени! Вроде бы я куда-то торопился?
Ах, ну точно! У меня ведь важная миссия! Нужно делать радугу. Как это я об этом позабыл?
Деловито всхрапнув, я подпрыгнул и взлетел. Мне было жизненно необходимо добраться до верхнего слоя облаков. Как можно выше, туда, где они посочнее и послаще. Чтобы делать радугу, надо сначала плотно набить желудок волшебным сахарным облаком, после этого переварить его как следует, и только потом она сама из меня выйдет. Что значит, как выйдет? Естественным образом, разумеется!
Так я и поступил. И следующую тысячу лет я только и занимался тем, что вместе с другими пони производил радугу. Это было прикольно! Это было клево! Легко и беззаботно. Весело и забавно.
Вообще, быть радужным пони - сама лучшая жизнь из тех, что только можно пожелать. Знай себе жуй волшебные тучки, скачи по небу, да изредка освобождай переполненный цветным эфиром кишечник прямо на землю. Желательно, конечно, при этом забраться как можно выше, чтобы радуга получилась побольше да покрасивее. Вот и все хлопоты.
Ни тебе стрессов, ни волнений. О питании задумываться не надо, его всегда в достатке. Живем мы очень и очень долго, потому что у нас превосходный генофонд. Да у нас даже естественных врагов в природе нет! Ибо хрен кто догонит. Короче, мы, радужные пони - самые лучшие, самые умные, самые красивые и чего греха таить, определенно самые незаменимые существа во вселенной. И я в этом нисколько не сомневался.
Но постоянное ощущение того, что я почему-то достоин большего грызло меня всю жизнь. Все мои сознательные тысячу лет. И я никак не мог отделаться от смутного ощущения собственной бестолковости и ограниченности. Чушь, конечно, разве может быть глупым самое совершенное создание, из тех, что когда-либо существовали? Однако временами меня это очень допекало. И однажды допекло настолько сильно, что я бросил исполнять свои обязанности и стал искать ответы. Как бы странно это ни звучало.
Кто мы? Почему мы идеальны? Зачем делаем то, что делаем? Откуда пришли? Куда в итоге мы придем?
Остальные пони только посмеивались надо мной и за спиной крутили копытом у виска. Но, даже не смотря на мощное общественное порицание, я был непреклонен, и не сдавался! И вот, в конце концов, мои поиски увенчались успехом.
Долгие годы исследований привели меня на высокую гору, где в гордом одиночестве, тишине и покое жил пожилой отшельник. Самый старый пони из всех, кого я когда-либо видел.
Он поселился на поверхности, потому что его тело уже было настолько дряблым и немощным что даже обычный полет, который является естественным состоянием для всех нас, был ему уже не под силу. Если
Его шкура настолько выцвела, что была серой. Грива давно утратила свой блеск и полностью поседела. Кроме того, когда-то давно он лишился хвоста и от того был все время грустным. Даже не так, слово "грустный" подходило к нему плохо. Если сказать точнее, то бескрайняя тоска, плескавшаяся в его мудрых глазах уступала по своей силе разве только печати вселенской скорби застывшей на его интеллигентной морде. Трудно было поверить, что все это из-за хвоста.
А может и совсем не из-за него. Вероятно, он просто слишком много знал. А, как известно, многие знания - многие печали. Но, как бы то ни было, сейчас его мудрость была мне просто необходима и готов был рискнуть своим душевным спокойствием ради ответов на мучившие меня вопросы, тем более учитывая тот факт что уже давно его потерял.
– Зачем ты пришел сюда, о юный пони?
– удивленно спросил отшельник, как только я вошел в пещеру.
– Почему ты не резвишься в небе? Не жуешь сладкую облачную вату и не какаешь радугой? Вернись к своим обычным делам и оставь меня в покое.
– Мне нужны ответы, о мудрейший!
– со всем почтением, на которое только способен молодой и ретивый радужный скакун, ответил я.
– Короче, пацан, - нахмурился отшельник.
– Если ты нормальным языком не понимаешь, я тебе так скажу: пошел нахрен отсюда! Тебе здесь не место!
– Я не уйду, старик, пока не узнаю все, что мне нужно!
– набычился я.
– И черта с два ты меня прогонишь. Ты уже и ходить-то нормально не можешь.
– Вот же говнюк малолетний!
– в сердцах выругался отшельник, понимая мою правоту.
– Ладно, фиг с тобой! Выкладывай, че те надо?
– Меня мучают сны и догадки, - выложил я.
– О чем твои сны?
– спросил мудрец.
– В своих снах я хожу на задних лапах, а на передних вместо нормальных копыт у меня странные хваталки. В этих грезах моя морда не вытянутая, а такая плоская, будто я всю жизнь только и делал, что бился ею о камень. Кроме того, там у меня нет хвоста, совсем как у тебя. Вот я и подумал, что ты что-то можешь об этом знать.
– Тупые у тебя какие-то сны, - хмыкнул отшельник.
– Не будь мы радужными пони, которые, как всем хорошо известно, являются самыми совершенными существами во вселенной, я бы сказал, что ты просто сходишь с ума и тебе пора сходить к психиатру. Но у нас не бывает психиатров, потому что они нам не нужны, потому что...
– Не продолжай, - остановил его я.
– Это я и так знаю: мы идеальны и поэтому бла-бла-бла и все такое.
– Совершенно верно, - кивнул старик.
– Что там с твоими догадками? Давай уже покончим с этим побыстрее, а то что-то я устал и спать хочу.
– Собственно, эти сны меня на них и натолкнули, - поведал я.
– А что если я не настоящий радужный пони?
– Это как это?
– опешил мудрец.
– Если мои слабые глаза меня не обманывают, то у тебя четыре ноги с крепкими копытами, шелковистая лазурная шкурка, блестящая перламутровая грива, и ты наверняка жуешь сахарные облака и испражняешься радугой. Спешу тебя заверить, ты - радужный пони и никто иной.