Ошибка творца

Дезомбре Дарья

– Нет, конкретно об отце она никогда не говорила, – донеслось до Брони, и она снова открыла глаза. На месте Торнякова стоял теперь высокий парень с широко посаженными круглыми глазами.

– Господин Кротов, так что же именно говорила вам обвиняемая? – настаивал адвокат, а неизвестный Кротов потянулся было, чтобы почесать в затылке, но на полпути смущенно опустил ручищу обратно.

– Она говорила, что я должен попробовать себя в настоящем убийстве, – сглотнув, сказал Кротов и почему-то бросил взгляд на Марию Каравай, сидящую прямо перед Броней, а та едва заметно кивнула. – Что это не так сложно, как кажется, если хорошо подготовиться.

– А вам

не показалось, что, поскольку в ролевых играх вы исполняли роль убийцы, Надежда Шварц, будучи главой группы, просто объясняла вам ваше задание?

– Нет, – мотнул лобастой башкой свидетель обвинения. – Она это мне говорила в совсем другие моменты. – Тут он почему-то покраснел.

Адвокат взял со своего стола лист и продекламировал:

– Mundus universus exercet histrionem. Скажите, господин Кротов, вам о чем-нибудь говорит это высказывание?

Свидетель кивнул:

– Весь мир лицедействует. Это парафраз из Петрония, автора «Сатирикона». – И добавил зачем-то, наверное, по нервозности: – Есть более распространенный вариант перевода, использованный Шекспиром, цитата из «Венецианского купца».

– «Весь мир – театр, и люди в нем – актеры», не так ли? – вкрадчиво заметил адвокат. А Кротов расстроенно кивнул. – Расскажите, пожалуйста, всем присутствующим, чем для вашей группы являлось это высказывание на латыни?

– Это был наш девиз, – вздохнул Кротов.

– Девиз, – задумчиво повторил адвокат и покачал головой, будто сокрушаясь. – А если так и для вас весь мир – театр, то как вы беретесь разграничивать, где беседы велись об играх, а где – о реальной жизни? Обвинение в убийстве, молодой человек, – очень серьезная вещь.

И он строго посмотрел на свидетеля, который, страдальчески сморщив широкую переносицу, кинул быстрый взгляд на Каравай, а потом и вовсе опустил глаза долу.

– Больше вопросов нет. – Кротов, похоже, сразу перестал интересовать адвоката.

– Объявляю часовой перерыв. – Судья, взмахнув черными рукавами мантии, поднялась со своего места. Сейчас же задвигались, вставая, все в зале. Броня некоторое время наблюдала, как толпа неспешно выходит в коридор.

– Один просто невменяемый, – услышала она тихий голос мужчины-оперативника, сидящего рядом с Марией Каравай. – Второй не видит разницы между игрой и действительностью.

– Они привыкли, – вздохнула та, – что к ним все относятся как к ряженым, шутам гороховым. Что ему теперь, кричать о том, что в обычной жизни он старший программист и весьма хорошо соображает? Не говоря уже о Шварц, более чем адекватной и расчетливой барышне.

«Она думает, что это Надя! – ахнула про себя Броня. – Для них странный бешеный альбинос в прыщах не больше чем орудие. Это именно ее они хотят засудить!» До того как она пришла в зал суда, Бронислава обвиняла Надю в странных знакомствах, в том, что привела в отчий дом опасного сумасшедшего… Но тот, второй парень выглядел совсем нормальным. Потерянным, несколько даже испуганным – а как бы она сама выглядела, давая впервые показания по убийству? – но нормальным! Бронислава и не заметила, как оказалась на улице, на ступеньках здания суда, тяжеловесной коробки, украшенной по четырем сторонам массивными, сталинского ампира, колоннами. Спрятавшись за одной из них, Броня прислонилась спиной к прохладному камню: она не хотела видеть никого из институтских, не хотела обсуждать ни процесс, ни убийство, ни убийцу.

– Здорово, красавица! –

Броня вздрогнула и, развернувшись, увидела Николая. – Чего прячешься? Я тебя не обижу!

– Я не прячусь, – сглотнула Броня. Тьфу, дурак, как он ее напугал! – Просто хотела побыть одна.

– Все одна да одна, – хохотнул Колян. – Так скоро совсем закиснешь, старой девой станешь!

Броня подняла на него глаза: а ведь он прав. Именно ею она и станет. Только раньше она готова была себя блюсти ради перспективы Нобелевки и последующего ужина при свечах рядом со шведской королевой. Теперь же ясно, что никакой премии ей не светит. Только кошки. Кошки да вязанье. И будто уловив движение этой мысли в ее зрачках, Коля схватил ее за рукав «школьного» платья, дыхнув дешевым табачищем:

– Поехали ко мне, а? Заедем, вина купим или, хочешь, шампусика…

– Перерыв окончен, – услышала она голос пристава.

– Господи, да отстань ты от меня наконец! – Броня вырвала свою руку из его цепкой пятерни, смерила презрительным взглядом – от расстегнутой на волосатой груди рубашки до узких джинсов, лишь подчеркивающих кривизну ног. – Отстань навсегда со своими шашлычками и шампусиками, понял?!

И поспешила обратно в зал суда, а Коля лишь кривовато улыбнулся и с независимым видом полез в карман за сигаретами.

Маша

Толстой однажды сказал: «Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия того, что красота есть добро». И глядя на стоящую на возвышении, будто так и положено ей по статусу, статусу королевы, и дающую показания Надю, Маша не могла с ним не согласиться.

– Прежде всего, – тон адвоката обвиняемой был почти извиняющийся, – давайте проясним вопрос с экипировкой. Вами были куплены два прорезиненных плаща и две пары перчаток, идеальных для совершения кровавого убийства. Вы готовили членов своей игровой группы к преступлению?

Надя грустно улыбнулась, мягко обвела взглядом зал:

– Я готовила – как и всегда – членов своей группы к ролевым играм. Дело в том, что я единственная из всех могла себе позволить потратиться на хорошие костюмы. А мне не хотелось краснеть за своих игроков.

– Прошу присяжных принять к сведению информацию из переписки членов игровой группы. – И адвокат передал приставу несколько скрепленных листков.

Маша вздохнула: она помнила, что они нашли в компьютерах Таси, Никиты и Максима. Надя действительно субсидировала их фэнтезийные платья. Случайность, помогающая теперь защите выстроить логическую цепочку, где экипировка для убийства казалась нелепым совпадением? Она еще раз взглянула на спокойную красавицу за кафедрой. Черта с два! Ничего не было случайного во всей этой истории для Надежды Шварц.

– Ваш отец, – повернулся к своей подзащитной адвокат, – действительно пытался вас убить?

– Нет! – Зеленый всполох в огромных глазах взметнулся, чтобы быть мгновенно приглушенным опущенными веками. Маша нахмурилась – это было первое проявление чувств за все то недолгое время, что они с Надей были знакомы. – Он никогда не пытался меня убить. Он… – Она замялась. – Он пытался меня совратить.

По залу пронеслось дружное «ах!». Это было что-то новенькое: великий ученый норовит изнасиловать собственную дочь, возможный инцест… Андрей посмотрел на Машу со значением – вот и истинный мотив, как тебе? Маша кивнула: да, это было больше похоже на правду, чем история с отравлением, которую им выдал Никита.