Ошимское колесо
Шрифт:
Души теснятся в темноте возле двора. Время от времени по ступеням спускается новая душа – прозрачное воспоминание о мужчине или женщине. Оно не держится за определённую форму, но меняется от воспоминаний о своей жизни, в основном о мгновениях ужаса. Никто из них не задерживается там, куда падает свет – они бегут, пока тьма их не поглощает, словно свет судей жжёт их. Они движутся от Снорри, и от меня. Возможно, на жизнь, которая всё ещё теплится в нас, больно смотреть глазами, которых уже нет.
Мы останавливаемся в сотне ярдов от зала с множеством колонн. За колоннами высятся
Воздух здесь кажется хрупким, словно живым от возможностей. У меня появляется то чувство, как когда души мёртвых прорываются из мира живых, и в прорехи, оставленные ими, я мельком замечаю голубое небо. Здесь нет дверей. Я чувствую ключ на своей груди, сначала холодный, а потом горячий, вибрирующий за гранью слышимости. Когда Кара говорила, что дверь между жизнью и смертью повсюду, это были всего лишь слова. Эту дверь посреди Ада мне не увидеть – с тем же успехом я мог бы искать её на торговой площади тёплым деньком в Вермильоне. Но здесь… здесь кажется, она рядом, только протяни руку. Здесь кажется, что нужная мне дверь может просто появиться из ничего и оказаться прямо передо мной. Мир живых соблазнительно близок, нужно лишь… чтобы случилось что-то мелкое, вроде запоздавшего слова, сорвавшегося, наконец, с кончика языка, и я увижу дверь…
Снова раздаётся моё имя – вой, теперь уже громкий, отражающийся эхом от стен, периодически изменяющийся звук, то пустой, то яростный, полный голода и злобы. Я делаю ещё шаг в свет.
– Снорри, ты должен пойти со мной. – Сложно произносить эти слова. – Ты уже повидал это место. Ничего хорошего отсюда не вынести.
Я жду его гнева, но никакого гнева в нём нет. Он опускает голову, отказываясь смотреть на свечение впереди.
– Арран Вейл.
– Что? – я хочу уйти, но остаюсь.
– Помнишь Аррана Вейла?
– Хм. – Мне бы бежать, но меня не пускает храбрость Снорри. Его представление о том, какой я, держит меня на месте. Мне бы бежать к залу – а вместо этого я стою и пытаюсь ему ответить. Арран Вейл? В уме проносятся имена, лица и места, дюжины, сотни, все встречавшиеся в наших долгих путешествиях. – Возможно… долина в Роне? Возле того маленького городка с одной церковью и тремя борделями, где…
– Дед Хеннана, внук Лотара Вейла.
– Кто ж забудет Лотара Вейла? Героя, о котором никогда не слышал, пока тот старик не назвал его имя!
– Неважно. – Снорри поднимает голову и смотрит на меня своими голубыми глазами. – Важно то, что у Аррана Вейла была история, корни, то, ради чего стоит жить, ради чего стоит дать отпор.
– Я помню только, что ты и Туттугу собирались расстаться с жизнями возле старого фермера, которого только что узнали, и только чтобы защитить его лачугу с бесполезным содержимым от викингов, которые возможно даже и не захотели бы с ним возиться. – Земля уже дрожит, пыль начинает плясать. Моя сестра близко и быстро приближается.
– Хорошо прожитую жизнь не станешь компрометировать, только чтобы протянуть
– Ну… – На зачитывание списка того, что сделал бы я, чтобы прожить ещё один день, понадобился бы как раз тот самый дополнительный день.
– Смысл в том, что есть вещи, ради которых я готов умереть. Есть времена, когда нужно дать отпор, чего бы это ни стоило. А если уж мы с Туттугу сделали то, что сделали, для деда Хеннана – старика, которого, как ты верно сказал, мы не знали, – тогда что, по-твоему, я готов сделать ради своих детей? Ради своей жены? Не имеет значения, смогу ли я победить.
Этот разговор у нас был и раньше. Я не ждал, что Снорри изменился, но иногда ради друга стоит хотя бы попытаться.
– Удачи! – Я хлопаю Снорри по плечу и иду прочь. Темнота позади него кажется гуще, словно на нас надвигается буря. Она там, в самом центре – та, чьи губы знают моё имя, моя безымянная сестра и нежить, которая носит её душу.
Я уже в пяти ярдах, когда он говорит:
– Покажи мне ключ.
Я вытягиваю руки, одну в сторону Снорри, другую к двери зала судей.
– Я должен идти! – Адская ночь кипит чернотой за его спиной, и снова доносится вой, такой громкий, что он заглушает мои возражения. Каждый волосок на мне встаёт дыбом.
Но всё же я вытаскиваю ключ на шнурке из-под рубашки и бегу назад к нему. Снорри берёт кинжал с пояса и прижимает лезвие к ладони.
– Иисусе, нет! – я машу рукой, надеясь, что жест выглядит отрицательно. – Да что вы, северяне, так и норовите себя резать? Я помню, как ты в прошлый раз пробовал на мне это своё викингское дерьмо. Может, просто пожмём руки?
Снорри ухмыляется.
– Ключ будет связующим звеном. Ты возвращаешься в мир. Я остаюсь здесь. Кровь нас свяжет. – Он режет свою ладонь, я вздрагиваю, глядя на это. Кровь выступает там, где проходит острие кинжала.
– Откуда ты всё это знаешь? – Я всё ещё надеюсь, что есть способ мне обойтись без порезов. Поднимается тёмный туман, отталкивая свет назад. Души разбегаются. Они знают: приближается что-то плохое. Внезапно я уже готов разрезать свою проклятую руку, если благодаря этому получится наконец убраться отсюда. И всё равно, я стою – дружба Снорри держит меня в точности так же, как она почти затащила меня через дверь в Ад. – Кровь нас свяжет? Ты ведь это только что выдумал?
Снорри встречается со мной взглядом и слегка пожимает плечами.
– Если я чему и научился у Кары, так это что в магии значение имеет только воля. Слова, заклинания, свитки, ингредиенты… это всё для вида. Или лучше сказать, они как оружие для воина – но по-настоящему значение имеет только сила руки воина. Он может убить тебя и руками, с оружием или без. – Он протягивает окровавленную руку над ключом. – Это будет наше связующее звено. Когда откроешь дверь, ты меня найдёшь.
Тьма сгущается вокруг нас, становится холодно. А Снорри этого словно не замечает: в нём нет никакого страха. Зато во мне его с лихвой хватит на нас обоих. Вой в ночи усиливается, словно его издаёт тысяча волков… когда подожжёшь их. Уже близко. Близко, и быстро приближается.