Осиновая корона

Пушкарева Юлия Евгеньевна

— Понятно-понятно… А правда, что там растут лотосы, которые светятся в темноте? — с мальчишеской жадностью спросил он. — Знакомый с острова Гюлея рассказывал мне, но я не поверил.

Шун-Ди улыбнулся.

— Растут. И не только лотосы… Я привёз парочку образцов, могу показать чуть позже.

— Эх… — на этот раз Ниль-Шайх не скрывал зависть. Его пухлые пальцы так и бегали по ободку чаши. — Вот бы продавать их в нашей части Обетованного… На этом можно сделать невероятную прибыль, видит Прародитель!

— И сделаем: семена я тоже привёз. Ты же не допустил, что красота

цветов лишила меня разума?

Ниль-Шайх подполз поближе, разбрасывая подушки, и в новом приступе хохота похлопал его по плечу. Мальчики-слуги у входа по-прежнему стояли навытяжку, с невозмутимыми лицами, но Шун-Ди видел, что им непросто сдерживать смех. Нечасто, должно быть, их господин настолько хмелеет…

Ниль-Шайх задумчиво пощупал редкую бородку Шун-Ди и прошептал, обдавая его пряным запахом хьяны:

— И всё-таки… Ну… Как там с этим?

Шун-Ди вздохнул. Его приятель, действительно, совершенно не изменился. Даже странно, если учесть, сколько изменений пережил он сам… Удивительно, как Ниль-Шайх сдержался и не позвал сегодня размалёванных девиц из весёлого дома — бывших рабынь, — чтобы потешить гостя. Наверное, он должен быть ему благодарен.

— Там нет людей, Ниль. Вообще. И… Даже Отражений нет. Никого, подобного нам. Как ты думаешь, меня могла интересовать эта сторона?…

— И что, даже… — Ниль-Шайх подмигнул. — Даже по твоей части?

Шун-Ди осторожно отстранился от его руки. Пришлось напомнить себе, что купец пьян, а значит, оскорбляться нет смысла. Возможно.

— Ох, прости меня, друг… Я забылся. Прародитель отпустит мою вину, — Ниль-Шайх смущённо коснулся жемчужных чёток на поясе. Шун-Ди помнил, что он любит перебирать их с сосредоточенным видом; но ни одной молитвы он, кажется, от Ниля не слышал. — И всё-таки мне любопытно… Почему там нет людей? Почему столько лет та часть Обетованного была нам недоступна?

— По-моему, это тайна для всех, а не только для нас. Жители запада говорят, что наши предки жили там много веков назад, но потом уплыли на восток… Эти земли они и называли Обетованным, ибо почему-то сильно желали попасть сюда. Кто-то из других отправился за ними следом. Несколько веков — в первые века королевств — они жили здесь вместе с нами… Отсюда — наши легенды и древние песни. По крайней мере, так я понял.

— А что потом?

— Потом наши предки вытеснили других… — Шун-Ди проговорил это без сожаления, хотя чувствовал совсем иначе. — Они или вымерли, или вернулись на запад, к своим сородичам. Или остались.

— Как Отражения и гномы, — кивнул Ниль-Шайх. Его взгляд прояснился. — Но что закрывало…

— Магия. Это всё, что мне удалось узнать… Чья-то могущественная магия, граница, проведённая в древности, не давала нашим мореходам переплыть океан и достичь западного материка, — Шун-Ди вздохнул. — А потом чары исчезли — около двадцати лет назад, как говорят местные… Это всё, Ниль-Шайх. Клянусь солнцем, что больше мне ничего неизвестно.

Ниль-Шайх помолчал, медленно перебирая чётки. Он всё ещё сидел чересчур близко к Шун-Ди, и тот раздумывал, как бы отодвинуться, не проявив грубость.

— Знаешь, друг… У меня недавно остановился

один менестрель. Пришёл дней за шесть до твоего приезда. О, я не слышал такого богатого голоса и не встречал столь беглых пальцев на лире с тех пор, как привёл в дом вторую жену (да пожрёт её бездна; веришь ли — всё подумываю о третьей)… Но дело не в этом. Менестрель этот утверждает, что тоже бывал на западном материке. Когда я упомянул о тебе, он сказал, что там ваши пути пересекались. Это правда?

Шун-Ди, мягко говоря, удивился.

— Вот уж менестрелей я там точно не встречал… Запомнил бы. Он из Кезорре?

— Не знаю. Судя по виду и выговору — скорее из Феорна или Дорелии… А может, и из Ти'арга. Подозреваю, что он вообще всё Обетованное обшагал… Как многие менестрели, — Ниль-Шайх насмешливо сморщил нос. — Позвать его? Он так просил о встрече с тобой. И к тому же сейчас явно щебечет с моими жёнами, что отнюдь не приводит меня в восторг.

— Зови, — равнодушно согласился Шун-Ди. Он любил музыку, хоть и не разбирался в ней — как в магии. Приход менестреля, возможно, скрасит этот сумбурный день. Шун-Ди всегда привлекали эти странные, бездомные люди, посвятившие себя творчеству и часто обречённые на нищету. После Восстания менестрели охотнее стали появляться в Минши: раньше их, таких свободных, наверняка отталкивало рабство. — А как его имя?

Ниль-Шайх развёл руками и щелчком пальцев подозвал мальчика-слугу.

— Не знаю. Он скрывает своё имя: как многие из них, называет только глупое прозвище… Лис.

Внутри у Шун-Ди что-то оборвалось. Он не сразу сообразил, что надо бы дышать.

Не может такого быть. Просто не может.

— Лис?

— Да… Пригласи господина менестреля, Рах-Ту. Увидишь, какой он чудак, — Ниль-Шайх опять расплылся в улыбке — казалось, щёки у него никогда не устают. — Тебе ведь такие нравятся. По крайней мере, нравились раньше.

Шун-Ди взял одну из набитых пухом подушек и стал вертеть её в руках, не зная, что ответить. Он старался ровно дышать, но ничего не получалось.

Невозможно, немыслимо, что Лис здесь. Что его друг-враг с запада тоже пересёк океан, и теперь очутился в Минши, и ждал его.

Зачем он сделал это? Шун-Ди покинул племя Лиса несколько лун назад, и с тех пор они не встречались. Он думал, что этого не случится уже никогда, и как-то свыкся с этой мыслью. Значит, так было угодно судьбе и Прародителю…

Несмотря на то, что Лис так долго был с ним рядом — или, честнее, он был рядом с Лисом. И на то, что именно Лис помог ему добыть у драконов-Эсалтарре ту самую Вещь. То, что должно было стать (но не стало) главным доводом в его пользу в глазах Совета. Вещь действительно была великой тайной и великим сокровищем, но Советники не поняли этого и не оценили её.

Они вообще ничего не поняли.

Сердце наконец-то прекратило колотиться, словно у мальчишки-раба, и билось ровно, но Шун-Ди всё равно чувствовал каждый его удар об рёбра. Ниль-Шайх болтал о чём-то новом — и, кажется, он даже отвечал что-то. Минуты тянулись подобно часам, и Шун-Ди мерещилось, что прошла целая вечность к тому моменту, когда Лис наконец спустился.