Осиновая корона
Шрифт:
— Переворота против наместника? Против короля Хавальда? — Шун-Ди был совершенно сбит с толку. Ноги плохо держали его, и хотелось сесть. Кроме того, было более чем дико выслушивать от Лиса рассуждения о политике Обетованного и словечки типа «нейтралитет». Как если бы дракон или сереброглазое Отражение вдруг заинтересовались средней урожайностью риса на острове Гюлея. Странно и неправильно. — Но если и так… Какое отношение ко всему этому имеет наше плавание на твой материк?
Лис издал разочарованный возглас — так громко, что Шун-Ди потянуло шикнуть на него, приложив палец к губам. Но он не решился: снова вспомнил, какую неприглядную роль играет теперь в глазах Лиса, в его воображаемом действе…
— Неужели ты правда до сих пор не сообразил, Шун-Ди — Гордящийся-Глупой-Бородкой? Печально, однако… Совет хотел подстраховаться, разумеется. Подстраховаться нами.
Шун-Ди осознал, что его мутит.
— То есть… Все вы — лучники-кентавры, Двуликие, драконы, боуги… Советники собирались использовать вас для переворота на материке? Вы нужны были им лишь как…
— Как мясо, — жёстко закончил Лис. Соловей в лимонном дереве всё повторял свои трели, становившиеся более разнообразными; на их фоне эти безжалостные слова вдвойне обескуражили Шун-Ди. — И ещё — как средство запугать противника. И как способ сохранить своих людей — вас, двуногих миншийцев. Почему бы не использовать неразумных колдовских тварей, раз уж есть такая возможность, рассудили они? Снарядили корабль с группой магов, лекарем и одним целеустремлённым молодым торговцем — наследником большого состояния, подающим надежды… Дальше ты знаешь. Они хотели выяснить, чем и как можно купить нас. И это вполне разумно: будь я на их месте, меня отнюдь не восхищала бы идея бросить свои войска против альсунгцев. Ты, Шун-Ди-Го, наивно поверил в то, что их заботят твои карты, или дружба с нами, или сведения о нашей жизни, которые тебе удалось добыть… Но всё это — ложь, от начала до конца. Позже, если угодно, я смогу предоставить тебе доказательства. Например, если такой же прекрасной ночью ты поможешь мне пробраться в Дом Солнца.
Шун-Ди поднял голову и увидел, что звёзды почти пропали. Сад затопила густо-лиловая предрассветная дымка. Соловей смолк, но в аккуратно подстриженной траве под кустами послышался стрёкот первых сверчков. Ветер усилился, и запах тигровых лилий смешался в прохладном воздухе с ароматом лотосов, которые начали пугливо раскрываться в фонтане.
Шун-Ди оглянулся и посмотрел на свой дом. Посмотрел со смесью печали и радости: ведь скоро придётся вновь попрощаться с ним, вновь пуститься в путь, который неведомо куда приведёт.
— Наверное, я догадался, что ты задумал. Выкрасть яйцо драконицы Рантаиваль — единственное оружие, которое в итоге получил от меня Совет? Это так, Лис?… И вернуть его на запад?
Лис покачал головой. Простыня съехала с него почти наполовину, но он даже не пытался закутаться поплотнее: Шун-Ди давно заметил, что Двуликим обычно теплее, чем людям, а их кожа горяча наощупь. Будто изнутри их согревает огонь звериной сущности — тот же янтарный огонь, что пляшет в глазах.
— Не на запад, — тихо сказал его друг. — На ваш материк, в Ти'арг. К тем двуногим, кто найдёт ему более достойное применение. К тем, кому я и мои сородичи действительно хотели бы помочь.
…В путь, который неведомо куда приведёт. В опасный путь, но желанный — бок о бок с Лисом.
ГЛАВА VI
Остатки дня были потрачены на лихорадочные сборы — теперь уже в обратную дорогу. Вдруг поднявшаяся жара тоже была лихорадочной: в Ти'арге воздух редко бывал таким пыльным и душным, пусть даже в разгар лета. В жаре поселилась тревога — скорее именно тревога, нежели скорбь; Уне казалось, что она чувствует на коже её липкие,
Уна едва знала Риарта Каннерти и придавала мало (наверное, до преступного мало) значения узам, которые их связали. Риарт был заносчивым, избалованным, а в совместном быту, пожалуй, обнаружилась бы ещё пара сотен недостатков, не заметных со стороны. Он производил впечатление заурядного человека; Уна уже и не помнила, когда это успело стать для неё худшим из приговоров. Тётя Алисия, дядя Горо, мать и даже… Даже сын кухарки, Бри — не были заурядными (несмотря на то, что предательство Бри она так и не сумела простить). А Риарт Каннерти — был. Просто один из юных ти'аргских лордиков, чья семья дрожит за свои добрые отношения с двурами из Ледяного Чертога. Один из тех, кто привык развлекаться, когда взбредёт в голову, и считать, что всё Обетованное принадлежит им.
Один из тех, кому нет никакого дела ни до истории с философией, ни до магии и легенд о западных землях за океаном.
По крайней мере, Уна привыкла думать так о нём.
Лишь теперь, после жуткого письма из Каннерана, в сердце ей вполз промозглый холодок — будто червь, разбухший после осенних дождей, или болезненный приступ Дара. Этот человек, каким бы он ни был, был её наречённым. Они поклялись друг другу в верности перед четвёркой богов и перед собственными семьями — пускай будучи почти детьми. И, вдобавок ко всему, он был совсем молод, а смерть молодого всегда выбивает из колеи (если, конечно, наступает не в битве).
Что-то подсказывало Уне, что Риарт, при всех своих неприятных чертах, мог бы стать хорошим лордом — подданным короля, хозяином слуг и крестьян, опорой семьи и замка. Мог бы стать и хорошим рыцарем, если бы Великая война с Дорелией потребовала от него взяться за меч (а рано или поздно такое наверняка бы случилось). Мог бы…
Хорошим мужем? Уна не знала. Не так уж это и важно, в конце концов — учитывая то, что произошло.
Злодейски убит под собственной крышей — совсем как Робер Тоури, первый в её роду. Уна не представляла, как и почему. Пьяная драка с кем-нибудь из заезжих приятелей? Но о Риарте говорили, что он крайне редко для молодого человека притрагивается к вину или элю. Бунт крестьян? Но Каннерти ни словом не обмолвились о каких-нибудь беспорядках на своих землях. Месть обиженного слуги или обесчещенной служанки? Это тоже мало похоже на Риарта — к тому же разве он не смог бы одолеть такого врага?…
Самоубийство? Как-то нелепо даже думать о подобном в случае Риарта.
Тёмные семейные тайны — такие же мглистые, как в башнях Кинбралана? Возможно, и так: Уна ведь никогда не жила среди Каннерти и в общем-то мало знала о них. Но очевидно, что они души не чаяли в Риарте, единственном наследнике рода. Старый лорд Каннерти, его дед, был заядлым охотником и нежно звал внука «своим соколёнком»; когда старик умер, львиная доля его любви к мальчику, видимо, перекочевала к родителям. Всякий раз, когда речь заходила о победе Риарта на турнире, о его успехах в альсунгском и дорелийском языках или удачной охоте, или о том, как однажды он в осенние холода быстрее крестьянских парней переплыл озеро Кирло — всякий раз лица лорда и леди Каннерти освещались довольством, напоминая морды сытых и пухлых зверей.
Уна не допускала, чтобы кто-то из родных желал Риарту зла. В письме они скорбно и гневно клялись искать убийцу по всему Обетованному — и воздать ему по заслугам, если найдут. Написать, конечно, можно всё что угодно, и Уна-то точно знала, что чернила не гарантируют правды, но… Проще было поверить в месть — вот только от кого? За что?
Альсунгцы? Дорелийские Когти, повсюду шпионящие для короля Ингена? Адепты кезоррианских Высоких Домов — судя по всем слухам и книгам, безжалостные и умелые убийцы?