Осирис
Шрифт:
– Наш корабль - не единственный. И ты, тем более, совсем не один.
– Она приобняла капитана.
– Вечная иллюзия, понуждающая нас идти или летать, в атмосфере или через пустоту...
– с раздражением пробормотал он. Отстранившись. Затем твёрдо продолжил: - Корабль не один. И самое главное - не единственный, с которым Земля поддерживала в прошлом связь, но это как раз не повод чему-то радоваться. С того момента, как она оборвалась, прошло сто девяносто лет - и ещё куда больше с учётом различного временного лага до четырёх наших систершипов, но ни один из них на тот момент не нашёл
– С тех пор им могла улыбнуться удача. Колония, просуществовавшая несколько сотен лет, обязана выйти с нами на связь. Остаётся дожидаться сигнала.
– Ждать?! Ты опять предлагаешь мне ждать?
– встрепенулся капитан.
– Я провёл расчёт. С учётом расстояния, всех временных лагов, времени потребного на строительство передатчиков достаточной мощности. И то, что с нами ещё до сих пор не связались наши коллеги, говорит только о том, что с высокой долей вероятности их судьба ничем не отличается от нашей. Не однозначно, если ты опять захочешь поговорить со мной о "надежде", но рассчитывать стоит на это. Продолжая в будущее полученную зависимость - все они, скорее всего, стоят перед тем же выбором что и мы. Или я.
– Ты же не можешь утверждать, что шанс встретить подходящий мир равен нулю? Пока это не так, мы будем двигаться.
– Спасибо за то, что вновь пытаешься внушить мне надежду. Я ценю это... Почти с таким же успехом мы могли бы погасить двигатели и лететь по инерции, - мрачно сказал капитан.
– Ты понимаешь, о чём я?
– Тела колонистов продолжают накапливать повреждения, - тихо сказала Майя.
– Нейтроны лишены не только электрического заряда, но и сострадания, - кивнул капитан.
– И чем сильнее мы торопимся, тем уязвимее для них становимся. Время не на нашей стороне.
– Да, мы не можем ждать вечно. Но мы не можем и вернуться обратно на Землю - на кону нечто большее, чем их жизни, - сказала Майя.
– Ещё скажи, что все они знали, на что шли, - мрачно сказал Новак.
– Разве не так?
– Смерть всегда смерть. Добровольная она, или нет, - в мире нет ни свободы, ни выбора, ни свободы выбора, и, тем более, нет смысла искать среди звёзд справедливости. Или оправдания.
– Новак сложил руки на груди.
– Но капитан здесь я, и, даже понимая всё это, я не могу переложить свою ответственность на кого-то другого.
– Вообще-то можешь.
– Но не считаю это разумным. Никто здесь не обладает такой квалификацией, хотя мое "я" достаточно взаимозаменяемо... Как винт или гайка,.. нет, не так: корабль - винт, а я - гайка. Можно открутить и навернуть новую. Только что с завода, ещё в консервирующей смазке... К тому же сваливать такое бремя на относительно счастливого до того человека, не подозревающего о всём ужасе нашего положения? Нет, я на это не пойду. Полностью проинформированный коннектом мало чем будет отличаться от меня нынешнего.
– Надеюсь, что ты поделишься своими мыслями хотя бы на следующем офицерском совете, - собеседница отстранилась, явно намереваясь уходить.
– Если сочту нужным. Майя, - он немного смягчился, - я зайду к тебе позже, когда немного развеюсь, возможно, даже избавлюсь от угнетающих меня мыслей. Но прямо сейчас мне нужно
– Хорошо. Я жду.
Первый помощник капитана сделала шаг назад и растаяла, словно её никогда здесь и не было.
Полумрак округлого помещения, центральное место в котором занимали титаническое кресло и открывшаяся перед ним бездна, плавно заполнился светом, в стене за спинкой кресла проступили очертания овальной сдвижной двери.
Капитан ещё раз осмотрел своё рабочее место, лихорадочно оглянулся по сторонам, будто за ним могли следить, и направился к тому, что на корабле называли "лифтом". Стоило Новаку подойти к двери-гильотине, как она беззвучно сдвинулась в сторону. Сделав пару шагов в просторную комнату, он на загоревшемся перед ним экране выбрал адрес назначения, и через долю секунды в одной из выглядевших доселе сплошными стен распахнулась ещё одна дверь.
Новак в последний миг замер перед входом, казалось, что-то обдумывая.
Он мог попасть в любое "место" корабля мгновенно, по одному только желанию, но такие телесные ритуалы были важны для поддержания психики расширенного динамического коннектома в устойчивом состоянии. И, как капитан, он считал нужным подавать своим подчиненным пример... так он объяснял свои действия. Возможно, он просто тянул время.
Никаким "лифтом" это странное помещение-посредник не было: его, как и кресла, в котором совсем недавно сидел капитан Новак, в некотором смысле не существовало.
Если бы самого капитана спросили, он ответил бы, что и лифт, и кресло реальны в том же смысле, что и он сам. По его мнению, не существовало разницы между работой мозга, как физического объекта, и выполнением его полноценной математической модели на ЭВМ. Сопровождавшейся также эмулированием работы внутренних органов и гуморальной системы, всех телесных чувств, а через них - субъективно вполне материального взаимодействия с виртуальным интерфейсом корабля.
Даже интерфейс мозг-компьютер, позволявший "усилием" мысли работать с текстами или управлять наблюдаемыми графическими объектами, он носил ещё при жизни. Тело давно сожгли в печи крематория, но его динамический коннектом до сих пор нуждался в его эмуляции - его характеристики было частью его личности. Новак даже мог вносить в него некоторые изменения, ограничено управлять биохимией, но его коннектом не был совместим с чужой цифротелесной оболочкой.
В целом, он мог сказать, что существовал. Но, как правило, вслух он говорил, что "живёт", дабы не нервировать имеющих другое мнение о своём состоянии подчиненных. Хотя об этой причине выбора слова он тоже им сообщал: Новак вообще отличался прямотой и честностью, хотя и изменял себе последние годы. Возможно, это было одной из причин назначения его на должность капитан столь важного звездолёта.
К сожалению, то, каково им быть, что он ощущал, и вообще, воспринимал ли он чувственно мир - пускай и виртуальный - в квалиа, можно было узнать только с его собственных слов. Впрочем, это касалось и всех остальных органических людей, замороженных в своих капсулах, когда они ещё дышали, говорили, смеялись, а их сердца бились. Именно посему этот вопрос не сильно тревожил Новака. Хотя, разумеется, ощущал ли он беспокойство (так же, как и органики, между прочим) как феномен - было неизвестно.