Оскал Фортуны-2. Под несчастливой звездой.
Шрифт:
— Пошел! — толкнул в спину бандит.
Пройдя через кухню, они оказались на небольшом крылечке, огражденном хлипкими перилами. Треплос испуганно огляделся и понял, что находится в замкнутом дворике, окруженном высокими стенами из сырцовых кирпичей.
В переднем углу за бочкой, заменявшей стол, сидел широкоплечий, голый по пояс мужчина с могучей грудью, поросшей седыми волосами. Нахмурив кустистые брови, он разделывал сушеную рыбину толстыми пальцами, отправляя куски в рот, красногубой щелью выделявшийся на поросшем щетиной лице.
— Вот этот молокосос, Врал, — прорычал разбойник с перебитым носом.
Мужчина
— Ты убил нашего брата, — проговорил он гулким, хриплым голосом.
— Да я тебя за Хруща на полосы порежу! — заревел бородач, поигрывая кинжалом перед лицом Треплоса.
— Наш обычай требует снять с тебя шкуру, — продолжал Врал. — С живого. И закопать в соль.
От этих слов, произнесенных просто и буднично, на поэта повеяло могильным холодом. Да и глаза предводителя налетчиков не оставляли никакого сомнения в серьезности его намерений.
— Вот! — раздался довольный голос бородача. — На бойне взял.
Он продемонстрировал юноше палку с кривыми крюками.
— Зацепишь за край шкуры и тащи! Только потихонечку, чтобы кожу не испортить. Гы!
Мужчина противно захихикал. И тут Треплос первый раз в жизни ощутил настоящий животный ужас, охвативший его множеством липких холодных конечностей, подобных щупальцам осьминога.
— У тебя только одна возможность остаться в живых, — сказал предводитель, вставая из-за своего импровизированного стола. — Сделать то, что мне нужно. Иначе, ты умрешь.
Юноша сглотнул подкативший к горлу комок и кивнул. Ноги его ослабели, на теле выступил противный холодный пот.
Убедившись, что собеседник проникся серьезностью момента, Врал вышел из-за своего импровизированного стола, и сделав пару шагов, взглянул в глаза Треплосу.
— Ты должен передать нам ту вещь, что принес твоему хозяину сегодня ночью один келл.
— Но…
— Молчи и слушай, дурак! — оборвал его разбойник. — Маг уедет в гости. Как только стемнеет, ты подашь сигнал из окна. Помашешь туда — сюда светильником. Мы тебе свистнем два раза. Понял? Тогда ты сбросишь нам ту штуковину. И сможешь жить дальше.
Вот тут поэт сделал очень большую глупость.
— Я не могу это сделать! — радостно крикнул он.
От неожиданности брови Врала взметнулись вверх.
— Это еще почему?
— Я не служу жрецу! — сказал Треплос и стал торопливо рассказывать, каким образом он оказался в гостиничном номере мага. — Мне очень хотелось кушать, а денег на еду нет. Я узнал, что жрец у наместника и решил навестить служанку. Девчонка от меня без ума. Жрать очень хотелось. А тут вы налетели… Ну и… Не виноват я! Так получилось.
— Хватит! — широкая как лопата ладонь отвесила юноше пощечину. Отброшенный к стене он с трудом поднялся.
— Навестишь свою шлюху еще раз! — прорычал разъяренный бандит. — И сделаешь так, как я сказал!
— Маг запретил мне возвращаться! — попытался объяснить Треплос. — Она меня не пустит!
— Ты же говорил, что она от тебя без ума?
— Была! — юноша поднялся на ноги. — Мы поссорились. Я уговаривал ее взять золото и сбежать со мной. Она отказалась!
— Плохо уговаривал! — заржал налетчик с переломанным носом.
У Врала дернулся угол рта.
— Отпустите меня, — жалобно попросил поэт. Клянусь всеми богами, я никому ничего не скажу.
Предводитель налетчиков утробно захохотал,
— Только мертвые умеют хранить тайну, — зловеще прошипел бородатый бандит, с кривой ухмылкой вытаскивая кинжал.
В это время на лестнице появился юноша с большим глиняным блюдом полным дымящихся пирожков и амфорой в руках.
— Эй, Врал! — громко крикнул он. — Вот горячие, как ты любишь!
Но заметив оружие в руках бородача, в нерешительности замер.
— Неси! — взмахнул рукой предводитель и плотоядно облизнулся.
— Поживи, пока мы не пообедаем, — сказал он несчастному юноше и хлопнул его по плечу здоровенной лапищей.
От этого удара тот отлетел и приземлился на скамью, стоявшую у стены трактира прямо под дверью.
Бандиты расселись вокруг бочки и стали с жадность поглощать пирожки, запивая прямо из горла неразведенным вином. Треплосу стало дурно, когда он подумал, из чего сделана их начинка. Испуганно глядя, с каким аппетитом едят налетчики, юноша постарался отодвинуться от них как можно дальше. Прижавшись спиной к холодной стене, поэт с тоской посмотрел вверх на радостное голубое небо, такое же светлое, как и несколько минут назад. Вдруг почти над его головой раздался какой-то шум. Юноша замер, отодвинувшись на самый край, и чувствуя, как покачивается под его тяжестью скамейка.
— А я желаю здесь!!! — послышался утробный рык, и на крошечное крылечко выкатилась из двери дородная туша, облаченная в засаленный донельзя хитон. Прямо на широченные плечи была насажена круглая лысая голова с густой свалявшейся бородой. Одной рукой толстяк воздел вверх амфору, а другой обнимал такую же толстую женщину в столь же грязном пеплосе. Та визгливо смеялась, тряся редкими сальными волосами. Объемное брюхо не позволяло ей обнять кавалера, поэтому она обхватила его одной рукой за спину, а другой крепко вцепилась в пояс.
Перед этой парочкой беспомощно метался тощий молодой человек.
— Мне плевать кто тут! — толстяк мощной дланью отправил надоедливого молокососа вниз по лестнице.
Тот с грохотом пересчитал костлявым задом ступеньки и, мяукнув, ткнулся лицом в дурно пахнущую лужу. Его обидчик громко захохотал, задирая вверх лоснящееся от жира лицо.
— Ты мой герой! — старушечьим дискантом закричала спутница, и смешно вытянув трубочкой толстые губы, сделала попытку запечатлеть у него на челе жаркий поцелуй. Однако и здесь ей вновь помешал объемный живот. Пытаясь все же дотянуться до физиономии кавалера, дама повисла у него на шее всем своим немалым весом. Даже столь могучий мужчина не выдержал такого напора, и чтобы не упасть, оперся задом о тощие перила, ограждавшие площадку перед дверью. Жалкие палочки переломились с печальным треском, и мужчина стал падать. Испуганно ухватившись за платье подруги, он увлек ее за собой. Две туши рухнули на край скамейки. Её противоположный конец, где боялся Треплос, взметнулся вверх. Поэт ощутил резкий толчок в сухую задницу, а вслед за этим ни с чем несравнимое чувство свободного полета. С диким криком, махая руками, словно ветряная мельница, он взлетел над окружавшей дворик стеной. Опомнившись, земля позвала назад своего непутевого сына. Поэт полетел вниз. Но тело одного из лучших атлетов Милеты среагировало быстрее разума. Руки намертво вцепились в край толстой стены. Изо всех сил стараясь не упасть, юноша бросил взгляд вниз.