Оскар Уайльд и смерть при свечах
Шрифт:
— От чего не откажется?
— Я попросил Джона Грея соблазнить Эйдана Фрейзера.
— Что? — Я покачал головой, не веря своим ушам.
По губам Оскара пробежала дразнящая улыбка.
— Я рассчитывал, что это будет совсем просто, — продолжал Оскар. — Так и вышло. Когда Эйдан Фрейзер проснулся на следующее утро, он ощутил такую свободу, какой не ведал в течение многих месяцев. Беллотти мертв, О’Доннел мертв, и дело закрыто. Наконец он мог жить дальше. Настал день праздника — канун дня святого Эйдана. Когда я на мессе встретил Джона Грея, я попросил его немедленно
— И Джон Грей сделал, как вы попросили? Он выполнил вашу «просьбу». Но почему?
— Потому что он меня боготворит!
— Он вас боготворит? — потрясенно повторил я.
— Это странно, я согласен, Роберт, но так оно и есть! — Оскар рассмеялся и наклонился ко мне. Из кармана пальто он вытащил письмо и передал мне. — Почитайте, — предложил он, — почитайте, Роберт! Оно от Джона Грея, адресовано мне, я получил его на Тайт-стрит в первый день нового года. Фиолетовые чернила, кремовая бумага, но чувства предельно вульгарные. Читайте!
Я прочитал.
«С первой нашей встречи я был словно одержим вами. Вы имели какую-то непонятную власть над моей душой, мозгом, талантом. Я обожал вас. Стоило вам заговорить с кем-нибудь, и я уже ревновал к нему. Я хотел сохранить вас для себя одного и чувствовал себя счастливым, только когда вы бывали со мной».
Там было еще много разного — очень много! — всё в таком же ключе. Я вернул письмо моему другу, который аккуратно его сложил, легко коснулся губами и спрятал в карман.
— Красиво написано, вы согласны? С разрешения Джона я включил это, слово в слово, в работу, которую пишу для Стоддарда. Мой герой, Дориан Грей, «создан для обожания». А если верить Джону Грею, я тоже!
— Он очень странный молодой человек, — пробормотал я, делая большой глоток шампанского.
— Он красив и поклоняется мне, Роберт. Он искал меня, чтобы обожать! И теперь, когда он меня нашел, он не может со мной расстаться. Вы помните мои посещения тридцати семи моргов столицы? Я ходил туда не один, как говорил вам, Роберт. Джон Грей меня неизменно сопровождал. Да благословит его Господь — чем больше он сопровождал меня в поисках тела, тем сильней жаждал справедливости для Билли Вуда. В конце концов, он решил доказать верность мне и самостоятельно раскрыть это преступление! Такой дар он собирался возложить на мой алтарь.
— Неужели это возможно?
— О да, Роберт, в дни увядших желтых листьев моей дряхлости я смогу сказать: «И меня когда-то боготворили!» Когда вы заметили Джона Грея на железнодорожной станции в Эшфорде, скрывшегося в соседнем вагоне, он направлялся в Бродстэрс, чтобы поговорить с Сюзанной Вуд. Он проводил собственное расследование. Конечно, мы его опередили. Мы первыми встретили мать Билли. Тайная миссия Джона Грея провалилась. Он заметил нас на платформе вместе с миссис Вуд и не осмелился выйти из поезда, опасаясь себя выдать. Бедный мальчик, ему пришлось
— А сегодня он был готов совершить отвратительный акт с Фрейзером — ради вас?
— Да, но он признался, что и сам чувствует непонятное влечение к Фрейзеру. И оба испытывали слабость к свечам и ладану — к пресуществлению и Риму. Они были, как сказал бы Беллотти: «хлеб и масло».
— «Хлеб и масло»?
— В сущности, если учесть скромное происхождение Джона Грея, правильнее сказать: «хлеб и жир». Понимаете, Роберт, они подходили друг другу. Джон Грей с радостью согласился сыграть роль Беатриче для Фрейзера-Данте!
— Да, Оскар, — сказал я, вновь наполняя наши бокалы. — Я вас понял.
— Я счастлив знакомством с Джоном Греем и не жалею, что судьба свела меня с Эйданом Фрейзером. Именно вы, Роберт, и я хочу, чтобы вы это знали, помогли понять Фрейзера и раскрыть дело…
— Я?
— Да, вы, Роберт Шерард, мой друг, когда вы сказали мне, что решили в новом году следовать за своим сердцем, куда бы оно вас ни привело. Именно так и поступал Фрейзер, в буквальном смысле слова. В его жизни главное место занимала страсть, Эйдан Фрейзер безумно любил Билли Вуда. Прошедшие пять месяцев меня многому научили. Нет, Роберт, я не жалею, что занимался этим делом…
— Оскар, — проговорил я, откидываясь на спинку кресла с бокалом шампанского в руках и размышляя о том, наберусь ли я смелости задать ему вопрос, который давно хотел задать. — Вы так и не рассказали мне, почему оказались в доме номер двадцать три по Каули-стрит в тот день, в конце августа.
Он нахмурился.
— Я же несколько раз вам говорил, Роберт. У меня была назначена встреча с ученицей, юной леди…
— Юной леди?
— Да, юной леди, моей крестницей.
— Вашей крестницей? Я не знал, что у вас есть крестница! Неужели это правда, Оскар? Или ваша крестница еще один плод вашего необыкновенного воображения, как и ваши многочисленные тетушки?
— Моя крестница вполне реальна, Роберт, и она особенный и дорогой для меня человек. Она золотой луч солнца, полный жизни, энергии и тепла. Кроме того, она столь же талантлива, сколь прелестна. Ей всего пятнадцать, но она уже прекрасная актриса.
— Но почему же я до сих пор не видел вашей жемчужины?
— Бедняжка вынуждена скрываться. Она француженка… Да, Роберт, une jeune francaise tres belle. [112] Она приехала в Англию, спасаясь от отца, но он продолжает ее преследовать. Я постарался предоставить ей убежище. Нашел для нее комнату на площади Сохо, давал деньги и уроки. Учил девушку английскому и драматическому искусству! Иногда вместе с Билли Вудом. Они сверстники. Она очень талантлива и могла бы сыграть Джульетту, а он — Ромео. Вместе они смотрелись потрясающе.
112
Une jeune francaise tres belle (фр.) — очень красивая юная француженка.