«Оскар» за имя
Шрифт:
– Мы должны обсудить с тобой некоторые правила, принятые у нас, – вежливо сказала ей Элеонор на следующее утро за завтраком на террасе, выходящей к морю.
– Прекрасно, – сказала Рэли.
– Энн сказала, что ты оставила ее вчера после полудня.
Энн слишком много говорит, презрительно подумала Рэли, но сохранила выражение заинтересованности, взирая на Элеонор.
– Больше не надо так поступать, дорогая, – мягко сказала Элеонор. – Энн была очень обеспокоена. Она отвечает, за тебя. А если бы с тобой что-нибудь случилось?
– Но ведь ничего не случилось, – возразила Рэли.
– Это
– Нет, – сказала Рэли.
– Ты еще ребенок, – сказала Элеонор. – Ты всего лишь маленькая девочка.
Рэли откинула голову назад, словно ей дали пощечину.
– В чем дело? – встревоженно спросила Элеонор.
– Я не… – пробормотала Рэли.
– Ладно, пожалуйста, больше так не делай, – сказала Элеонор с изумленным выражением лица. – Понимаешь, мы ведь должны считаться с другими людьми.
– Я хочу уйти отсюда, – сказала Рэли.
– Но куда ты отправишься? – спросила Элеонор.
– Я не знаю, – сказала Рэли, покачав головой.
Рэли находилась на пристани, когда подошло суденышко и помогла пришвартовать его. Служители стали разгружать ящики с книгами, пачки газет «Нью-Йорк таймс» за прошедшее время, журналы, связки писем. Этим же суденышком прибыли и двое новых гостей. Британский психоаналитик и историк из Корнелла. [15] Их окружили, приветствовали, забирали свою почту: газеты, журналы.
15
Имеется в виду Корнельский университет в штате Нью-Йорк.
Рэли прочитала о своей гибели, о пышной поминальной службе в фешенебельной церкви в Беверли Хиллз. Внутри у нее все сжалось, когда она увидела на фотографии лицо матери, застывшее от потрясения. А рядом с нею был Пол – поддерживающий мать под руку, с просящей улыбкой на лице. Что-то здесь не так, осознала Рэли, нахмурившись. Она снова взглянула на лицо Пола. И ощутила что-то. Страх? Нет… Ну же, давай, сказала она себе, оглядев на террасе всех, пришедших сюда прочитать свои письма. Паренек из писательского семинара университета Айовы получил из дома огромную коробку овсяного печенья и теперь раздавал всем лакомство. Многие с жадностью выискивали в газетах и журналах всякие новости.
Сейчас, подумала она с легкой улыбкой, кто-нибудь из них оторвет взор от фотографии Рэли Барнза на обложке, взглянет на нее и сравнит. Она сидела, наблюдая за ними, ожидая, кто первый взглянет на нее, узнавая, а это непременно должно произойти. Ух ты, но ведь это одна и та же личность, непременно подумает кто-нибудь из них. Эта девочка и есть Рэли Барнз. И тогда все снова встанет на свои места.
Но этого не произошло. Никто ничего не заметил. Барнз был мальчик, а она – девочка. Тут просто не может быть никакой связи.
Рэли сделала глоток кока-колы и раскрыла «Лайф». Это был великолепный подводный кадр из последнего фильма, на нем она была изображена плывущей. Она находилась возле зияющей пробоины в борту галеона, полученной в пути, когда его доставляли из Лос-Анджелеса. Галеон смотрелся великолепно, создавалось
Она закрыла глаза, представила, где находится на фотографии, и попыталась восстановить в памяти дальнейшее.
Да, она проплыла сквозь дыру в галеоне на противоположную сторону. Так должно было быть по плану, теперь она вспомнила. Ее должны были подобрать, а потом ей следовало исчезнуть на несколько месяцев. Подобрать должен был Пол. Он должен был поджидать ее на моторной лодке.
Она увидела его, возвышающегося над ней. Увидела камень в его руке! Рэли вцепилась в подлокотники своего кресла, словно снова ощутила то потрясение, тот свой ужас.
– О Господи, – прошептала она. – Значит, вот как все произошло.
И тут она почувствовала руку на своем плече. Энн.
– Ты побелела как смерть, – сказала она заботливо. – С тобой все в порядке?
– Никогда не чувствовала себя лучше, – холодно сказала Рэли, освобождая плечо.
В ту ночь она несколько часов скакала вдоль берега, едва сознавая, где находится. Пол, ее отец, пытался убить ее. И почти преуспел. В это невозможно было поверить, она даже подумала, не ошибается ли в чем-нибудь, не результат ли это сотрясения, какого-то смещения в сознании. Но снова и снова перед ее глазами представала та сцена. Пол, стоящий над ней, поднимает камень над ее головой. В этот ужас невозможно поверить!..
«А кто еще вовлечен в это? – размышляла она, направляя лошадь вперед, чувствуя, как холодный ветер бьет ей в лицо. – Дарби? Да, конечно. А ее мать?»
Рэли вздохнула, вспомнив, с каким выражением мать всегда смотрела на Пола. Это был взгляд напуганный, выражающий надежду и желание угодить. Ее мать согласится со всем, чтобы угодить Полу.
Почти начало рассветать, уже кукарекали петухи, когда она медленным шагом возвращалась в поселок. «Что же мне остается делать?» – спросила она себя. Она соскользнула с лошади, расседлала ее и положила седло на пол конюшни.
Ей некуда деться, осознала она, снимая с лошади сбрую и методично чистя шерсть скребницей.
«И что мне делать со всем этим?» – спрашивала она себя, закрывая дверцу стойла и потрепав лошадь на прощанье по шее.
Очень просто. Она должна сделать именно то, чему он ее научил. Отомстить за себя. Убить его.
ГЛАВА 53
Рэли стояла перед зеркалом над умывальником в своей большой, выложенной кафелем ванной и разглядывала свои волосы. Она видела, что корни их уже были каштановыми. С улыбкой вспомнила о Бобби, подумала, как бы он ужаснулся. Этот Бобби еще тот фанатик. А еще она выросла на дюйм-другой, и у нее появились груди. Это были пугающие изменения, но было в них и предчувствие чего-то восхитительного. Придет время, она станет достаточно взрослой, чтобы вернуться назад и бороться за все, что ей принадлежит, и получить это. И позаботиться о Поле. Она подняла руку, провела пальцем по горлу, увидела свои стиснутые челюсти, свои сверкающие глаза. И отражение Элеонор Фиск за собой. На ней был один из тех кафтанов, что ей так нравились, и, как всегда, она курила сигарету.