Осколки недоброго века
Шрифт:
Император объявил Высочайший Манифест об «усовершенствовании государственного порядка», и это только добавило беспорядков. По крайней мере Гладков вновь наблюдал на улицах Петербурга нездоровые движения.
Зато в Царском Селе жизнь текла своей чередой.
Александр Алфеевич продолжал всю предотъездную неделю всякий раз возвращаться в пригородную резиденцию, неожиданно проникшись печальным настроением.
«Меня тут что-то держит? Отнюдь! Или уже привык к чему-то? К этому тихому увядающему парку, к делам государственным, и неужели даже к самому государю? Надо же!
Такое впечатление, что, несмотря на вечные споры и
Это что – входит в дворцовую школу управления подданными? Или это отголоски крепостного права, что неискоренимо сидят в нас? Или некое общечеловеческое подобострастие перед властьимущими и другими всякими знаменитостями? Но и обратная связь тешит самолюбие – чай, и мы не лыком шиты».
Сегодня увидев у парадного знакомую шикарную карету, был тут же окликнут сзади, узнав голос.
– О! Наталья Владимировна. Вы как будто меня ждали?
– В некотором роде.
– Как ваше?
– Прекрасно и… двояко. Одна игрек-хромосома тянет к деяниям великим, другие икс – к вечному женскому, любви и продолжению рода человеческого.
– Даже так? – Невольно опустил глаза, ища округлости обременения.
– О! Нет! Не так скоро! – Заметила взгляд, сверкнула жемчугом улыбки. И всхмурнула немного. – Но хочу спросить, Александр Алфеевич: чего ждать? Революции, экспроприации, а там не за горами нашествия и оккупации? Чего? Нам же здесь детей растить. Да и богата я нынче очень, дуром не потратишь столько. При статусе-то лейб-медика Е.И.В. терять не хочется.
– Не допустим, костьми ляжем «за всех российских баб», – с удовольствием цитируя – после императорских речевых заворотов так и хотелось пошалить.
А дама-егоза даже не поморщила носик, поняв, приняв игру, снисходительно клоня шляпку.
– Не волнуйтесь, Наташенька, всё будет хорошо.
– Что ж, спасибо на добром. Пора мне, – приблизилась, поцеловала в щёку, обдав запахом тонких духов.
– А это ещё зачем?
– На удачу. Нашим привет.
И пошла – тонкой талией, изящной поступью, в полупальто… ну, уж точно не мод нынешних, под вычурным зонтиком и моросью – будто сама осень очей очарованье.
Война
В тот день переменчивый бриз и устойчивый «норд-ост» спорили – кто кого.
Разогнав утренний туман, шальной ветер теребил то туда, то сюда сигнальные флаги на фалах, бросал непредсказуемо дымы от усиленно чадящих котельных машин. А дуры чайки, проносясь мимо в надежде на выброшенную из камбуза рыбью требуху, порой хватая этот чад клювами-глотками, возмущались-кашляли на своём скрипучем птичьем языке.
«Хасидате» успел выскользнуть из залива ещё глубоко затемно, а вот тяжело бредущий фарватером «Чин-иен» напоролся на вдруг невесть как оказавшуюся под бортом мину (сорвалась с минрепа не иначе), от взрыва дёрнувшись всеми потрохами, озарив туманную темноту быстро увядшим всполохом. Тут же замельтешили фонари, вспыхнул, зашарив, судовой прожектор и немедленно угас. Всполошились и на занятом русскими Норд-Сан-шан-тао, пуская осветительные ракеты, паля из пушек.
И без того неуклюжий, а на малом ходу и тем более плохо управляемый, броненосец продолжал движение, открыв ответный огонь, ориентируясь по направлению на вспышки.
Сигнальщики орали, что видят ещё
В тусклом освещении, в тесных отсеках «трюмные» бились с поступлением забортной воды, откачивая, задраивая переборки. Пробоина оказалась неожиданно невелика, но успев потяжелеть на несколько тонн, старый, построенный ещё в восьмидесятых прошлого века корабль только плотнее засел на мели. Теперь стоял, усиленно коптил небо, и без того забункерованный мусорным углём, молотя винтами, пытаясь съехать в фарватерную глубину.
А ночь продолжало раздирать пальбой с острова, залпами орудий броненосца, периодически заставляя русских замолчать, чтобы через какое-то время снова вступать во взаимную перестрелку, подсвеченную медленно спадающими к воде осветительными ракетами.
Наконец, не без усилия подоспевшего портового буксира и утреннего прилива, застрявшее судно сумели стащить, но о выходе из гавани можно было забыть – к тому времени медленно наступал рассвет.
На месте недавнего ночного побоища торчали мачты откуда-то взявшегося, подвернувшегося под выстрелы парохода, с безвольно повисшим на гафеле «хиномару».
На русских батареях (если смотреть в бинокль) наблюдалась рабочая суета – готовились к новым баталиям. А из мористой дымки показались миноносцы японской брандвахты с сообщением… Впрочем, и выносные наблюдательные посты уже видели, как с зюйда прорисовываются силуэты русских кораблей.
Начался третий день боя за Талиеванский залив.
Телеграммы из штаба Рэнго Кантай стали поступать ещё четверо суток назад [32] . Затем следовали отменительные приказы и новые директивы… И дополнительные за подписью адмирала Того.
32
Рэнго Кантай (яп.) – Объединённый флот – основные силы дальнего радиуса действия Императорского флота Японии.
Вице-адмирал Катаока, пребывавший на борту устаревшего броненосца «Чин-иен» в гавани порта Дальний, получая эти непоследовательные распоряжения, осмелился предположить, что командующий проявляет неуверенность, как минимум неадекватно оценивая обстановку, либо же сам получает противоречивые данные. Отчего и происходит такая путаница в решениях.
Для блокады с моря русской крепости (с уходом порт-артурской эскадры) в распоряжении Катаоки было достаточно сил: уже упомянутый броненосец «Чин-иен», бронированный старичок-«Фусо», тихоходные бронепалубные «Мацусима» и «Хасидате», китайский трофей «Сайен», несколько устаревших канонерок и большое количество миноносцев.
Против того, что имели на тот момент в Порт-Артуре русские, этого было достаточно… до тех пор пока не пришла эскадра Рожественского. По данным разведки, девять боевых вымпелов – четыре броненосца (два из которых считались новейшими) и пять крейсеров.
А намерения русского оппонента для Катаоки лежали на виду: всяческое выдавливание японского флота с занимаемых позиций, деблокада Порт-Артура, как и всего Квантуна, в свою очередь прерывая прямое снабжение экспедиционных сил Японии с моря.