Осколки недоброго века
Шрифт:
«Если с материка не доставят новые орудия, дальномеры и всю остальную, так необходимую мелочь. Которая далеко не мелочь».
Похожая суета наблюдалась в порту Дальнего, где восстанавливали былое благоустройство и порядок. Японцы, уходя, разрушили, что сами успели возвести, в дополнение к тому, что ранее перед этим уходя разрушили русские.
Дальний – коммерческий порт, поставленный под военную необходимость, однако здесь в большей мере использовали труд местного узкоглазого населения – вот где наблюдалась поистине муравьиная копошня. Со снятием осады на освобождённые территории потекли китайские рабочие и торговцы,
Именно сюда, в Дальний свозилось, сводилось (что было на плаву) всё трофейное, обнаруженное в Талиенванском заливе и ближайших бухтах. И после захвата Эллиотов.
Трофеев этих – захваченных целёхонькими и расстрелянных в бою, и подорванных самими японцами, притопленных раскупоренными кингстонами, с которых ещё можно было что-то снять, прибрать в пользу и поживиться, – хозяйственная русско-матросская душа оставить не могла. И ведь тащили не для какого-нибудь «трохи для сэбэ», а для дела – «на запчасть»!
Оказалось этого добра немало, особенно после напористой атаки на Эллиоты. Напористой она получилась стараниями и боевым энтузиазмом молодых офицеров рожественского штаба, сумевших в отличие от пошагового и долгого трально-артиллерийского проникновения в Талиенванский залив совершить разгром мобильной базы японцев практически всего за день. Ставка была сделана на усиленный десант и приданные им дополнительные батареи, что высадили на один из доминирующих островов.
Все японские ухищрения против прорыва вражеских кораблей (эшелонированные минные банки, запутанные фарватеры) были преодолены простым и грубым решением – сухопутными пушками, что в итоге уже к полудню простреливали основную акваторию транзитной базы. За исключением некоторых мёртвых зон.
Японцам ничего другого не оставалось, как порскнуть «на выход». Где их ждали.
Основательно и дальновидно подойдя к делу, Коломейцев насытил прилегающие воды – выходы и пути отхода японцев – боевыми судами, «уговорив» в дело даже готовящиеся в рейд «Рион» и «Маньчжурию». Остатки канонерок и вспомогательных крейсеров 3-го флота Катаоки там все и полегли – на корм рыбам. Без шансов. Миноносцы большей частью сумели прорваться, кинувшись врассыпную, ускользая из прицелов, но и им на драпе доставалось. Их – подранков – в предпринятых мерах зачистки активно выискивали, «вычёсывали» из ближайших бухточек, назвав последующие дни не иначе как «ловлей блох».
Коломейцев, не скрывая воодушевления, ждущий заслуженной похвалы – атака на Эллиоты была в его прямой ответственности, – докладывал командующему:
– Ещё перед операцией в рассветных сумерках «Аскольд» с «Богатырём», выдвинувшись от Роунда, сумели перехватить два новых двадцатисемиузловых «шихау-миноносца», перегородив им курс «наутёк», вынудив метким огнём уйти к берегу и выброситься на скалы. Опосля эта же ходкая парочка по «горячим» дымам догнала уходящий к Чемульпо японский караван. Расстреляв «Хасидате» и строптивый вооружённый транспорт, крейсера привели три порожних угольщика, капитаны которых не решились топить ни себя, ни экипажи – под дулами орудий опустили флаги как миленькие. Но самым ценным «подарком», ваше высокопревосходительство, является японская плавучая мастерская, севшая открытыми кингстонами на мелководье! Поднять её и привести в рабочее состояние – дело пяти дней.
Рожественский лишь скептически кривился, ворча:
– Тоже мне –
Сидел сычом в адмиральском салоне:
– Там на «Лене» будет шпак из «ямаловских», доставьте его ко мне со всеми причиндалами… м-м-м… заморскими вещичками, буде таковые при нём окажутся. Вы понимаете, о чём я говорю. И Трусова с рапортом поторопите. Экипаж крейсера ни ногой на берег. У мостков и на причалах поставить караул.
– А вам не приходило в голову, что фактом оставления своего судна без спроса на то у капитана, тайно пробравшись на эскадру, вы у Зиновия Петровича вызовете одно лишь гневное раздражение? – Коломейцев, сопровождавший чужака, только удивлялся его несерьёзности и наивной непосредственности. – А ваше желание принять участие в морских операциях на правах исторического консультанта смехотворно. И вообще адмирал наш зело вспыльчив и легко закипает аки чайник.
– Хм!
– Ну, если «хм!», извольте, – сам слегка вскипел кавторанг, – в лучшем случае сидеть вам под арестом до прорыва сухопутной блокады. А там под конвоем будете отправлены в Петербург. Ежели не придёт иного приказа. И радуйтесь, если этого «иного» не будет, так как вы являетесь беспокойным фактом для иностранных разведок. В общем, мой вам совет… к адмиралу обращайтесь исключительно «ваше высокопревосходительство», не перебивать, не умничать, «вольно» не расслабляться. Если хотите его расположить к себе, чтобы заинтересовать своими знаниями, вам придётся изрядно постараться, не дай боже указывать на какие-то его ошибки.
Чёрт… но знаю я вас, уж будьте в том хотя бы осмотрительны и тактичны.
– Это как же – «не умничать» и «постараться заинтересовать»?
Строгий офицер остановился, внимательно и напряжённо посмотрел на подопечного:
– Вот так, как вы сейчас, с адмиралом категорически не надо! Вы, Вадим Николаевич, по всей видимости, при своей простоте человек непростой, – Коломейцев немного поперхнулся паузой, конечно, имея в виду дату рождения Студента – именно так прозвали матросы на «Лене» чужака, – надеюсь, ваши знания принесут нам пользу в предстоящих баталиях, как и России в целом… но держите себя в руках!
Натурально Трусов добрался до адмирала первым, успев уж коротко с ним переговорить, да так, что весь какой-то немного взъерошенный Рожественский приказал флаг-офицеру «беглеца до поры запереть в каюте под присмотром», категорически оборвав всякие уточняющие расспросы:
– Меня не беспокоить!
И заперся надолго с каперангом – таких подробностей Авелан телеграфу даже шифром не доверил. Как, впрочем, и вообще не распространяясь о роли британского флота в деле «Рюрика» у берегов Камчатки.
Теперь же, когда «Лена» дошла, и Рожественский, очевидно, стал в курсе всего, отсылая в морской штаб срочные запросы за разъяснением, получаемые с задержкой ответы Фёдора Карловича ничего определённого не давали – император отбыл на «высокие встречи», по результату которых всё и прояснится. И не то чтобы «Адмирал Арктики» успокоился и, боже упаси, почивал на лаврах! Отнюдь! Но с известиями, принесёнными «Леной», наступило непредвиденное похмелье!
– Вот так дела! А все тут в Артуре расслабились, мать-перемать! А я тут разгулялся, планы строю по обузданию макак! И что ж мне теперь – отменять, оглядываясь на Вэйхайвэй?