Осколки нефрита
Шрифт:
От воспоминаний о Стине девочку бросило в дрожь. Джейн сняла ботинки и улеглась на постель, закутавшись в одеяло и прижимаясь к теплой кирпичной стене продовольственной лавки. Взгляд по привычке остановился на любимой карте — карте Соединенных Штатов, от Флориды до штата Мэн на севере, а на западе до реки Миссисипи и Техаса. Читать Джейн не умела, но буквы знала и научилась узнавать некоторые названия на карте. Например, «Миссисипи» — в этом слове так много «с», да и сама река по дороге к океану все время извивается петлями, похожими на «с». Джейн
«Когда-нибудь я увижу Миссисипи своими глазами, — в который раз поклялась себе Джейн. — И Сент-Луис тоже, и, может быть, даже доберусь через Скалистые горы до Калифорнии или Орегона, пройду по пути Льюиса и Кларка, остерегаясь по дороге индейцев».
Мысль об индейцах снова заставила Джейн задрожать и поглубже зарыться в отрепье, служившее ей постелью. Говорят, это индейцы убили Малыша Бри и остальных, потому что тела изуродовали и сложили в каноэ. Джейн наслушалась разговоров в толпе по дороге от пристани и поняла, что ньюйоркцы поверили слухам и разозлились настолько, чтобы отомстить. Она подумала о пьяном индейце, встретившемся ей на Перл-стрит. Не оказаться бы ему закопанным в кучу мусора, как тот матрос.
Джейн опять тихо заплакала. Шрамы на щеке зачесались от стекающих слез. Столько детей убили, а многие ли матери хотя бы знают об этом? И если бы она сама среди них оказалась, то отец бы ее даже не хватился. Джейн продолжала плакать — потихоньку, помня об опасностях, таившихся за дощатой стенкой. Потом она все-таки уснула — со слезами на глазах и с мыслями об отце и коричневых реках, таких широких, что не перейдешь.
Джейн разбудил звон разбивающегося стекла. Она резво вскочила на ноги, прислушиваясь в темноте к раздающимся снаружи звукам. Лампа, наверное, погасла; по крайней мере не опрокинулась — а то бы Джейн не пришлось больше волноваться ни об отце, ни о своих шрамах.
— Он сюда пошел. Я видел.
Джейн подползла к дырке, вытащила из нее затычку и выглянула наружу. Двое мужчин медленно обходили лавку сзади.
Оба обуты в тяжелые ботинки; один был с бородой и в длинном пальто; другой потел в толстом шерстяном свитере, а бритую голову прикрывала черная вязаная шапочка.
Бородач посмотрел прямо на нее, и Джейн застыла, не осмеливаясь даже моргнуть.
— Вот он, — сказал мужчина. Он вытащил из-под пальто нож, и Джейн услышала шорох справа от оторванной доски.
— Приятель, сейчас не время краснокожим разгуливать поодиночке, — сказал лысый матрос. — А вдруг ты тот самый проклятый убийца?
— Наш гражданский долг, — продолжил бородач, — очистить улицы от убийц.
Они оба шагнули вперед.
Джейн услышала, как индеец встал.
— Оставили бы вы лучше меня в покое, — медленно выговорил он странным шепотом: слова продолжали
Матросы его наверняка зарежут. Это несправедливо. Они же не знают, кто на самом деле убил детей. А вдруг знают? Вдруг именно этот индеец и убил? Почему он оказался возле ее берлоги — и именно сегодня, а ведь вчера убили ее друзей!
— Оставить тебя в покое? — Матрос с ножом подступил на шаг ближе к индейцу, который оставался за пределами поля зрения Джейн. — Краснокожий, мы сейчас с тобой пообщаемся. Как лучшие друзья.
Джейн стиснула зубы. Жаль, что сквозь дырку ничего не разглядеть. Она не знала, что делать. Можно зашуметь и отвлечь матросов, давая возможность индейцу убежать, но вдруг он окажется убийцей? И снова придет за ней?
— Погоди-ка, — сказал лысый, — да он вовсе не индеец, а черномазый. Посмотри на него!
Бородач пожал плечами:
— Одет как индеец. И ведет себя как индеец — верно, вождь краснокожих? Как это ты не снял с детишек скальпы? Хотя если ты всего лишь черномазый, притворяющийся индейцем, то чему удивляться?
— Я хочу его накидку, — сказал лысый. — Мне всегда нравились перья.
— Даю вам последний шанс, — ответил индеец тем же звенящим шепотом.
— Это у тебя был последний шанс. — Бородач рванулся вперед, и Джейн потеряла его из виду.
Послышался глухой скрежет — словно провели лезвием ножа по твердой поверхности, и вдруг у Джейн ужасно зачесалась обожженная половина лица. Зуд расползся вниз по руке, по спине — и, в конце концов, Джейн показалось, что вся кожа пытается вырваться из одежды. Снаружи донеслось низкое рычание — похоже на тигра в клетке, которого Джейн видела как-то в Бэттери-парк.
— Ой-ей! Отпусти меня! — взмолился бородач, но его голос оборвался, заглушенный треском.
Что-то ударилось об оторванную доску, выбив ее внутрь, прямо в лицо Джейн. Джейн, с разбитым носом, упала на спину и закричала. Кровь потекла в сторону, заливая зудящие шрамы, и от этого зуд уменьшался.
Снаружи второй матрос бился об дощатую стену головой и судорожно хватал воздух ртом. Кровь стекала у Джейн по волосам, по воротнику, вниз по спине и в рукав. Умирающий матрос закрыл дырку в доске, и в берлоге наступила полная темнота. Ужасный зуд в шрамах потихоньку слабел.
Лицо болело, рот наполнился кровью от расшатанных зубов и разбитой губы.
«О Господи, пусть он уйдет! — молила Джейн. — Пусть только он уйдет, и пусть поскорее уберут трупы, а меня никто не заметит!».
Лысого матроса оттащили от стены, и в дырку полился лунный свет. Джейн услышала, как в нескольких шагах тело бросили на землю. Затем индеец тихо постучал по расшатанным доскам.
«Уходи», — беззвучно сказала Джейн, чувствуя кровь на языке и под рубашкой.
— Нанауацин, — позвал индеец. Со ржавым скрипом доску отодвинули в сторону. — Выходи.