Осколки тебя
Шрифт:
Если же незнакомцы не задавали этого вопроса, то задавали другой, словно считали, что тот факт, что они разговаривали с писателем, дает им какой-то странный карт-бланш на его жизнь. Поэтому обычно, когда люди не узнавали меня — что случалось все реже и реже благодаря социальным сетям, которых у этого владельца книжного магазина явно не было — и спрашивали, чем я зарабатываю на жизнь, я подходила к ответу на вопрос довольно творчески. Говорила, что я — дрессировщик дельфинов, или учитель обществознания, или проститутка или агент ФБР. Все, что приходило в тот момент на ум. Потому что эти профессии вызывали
Но этот мужчина задал мне вопрос, который никто раньше не задавал. Он хотел узнать не обо мне самой, а о моих книгах.
— «Скелеты солнечного света», — ответила я, даже толком не подумав.
Мужчина обратился к моему тщеславию, а не к искусству. Именно тогда я решила, что он достаточно интересен, чтобы я посмотрела на него и успела увидеть, как его глаза расширились от шока и ликования.
— Вы — Магнолия Грейс? — спросил он, почти крича.
Я поморщилась оттого, что в начале карьеры у меня не хватило предусмотрительности выбрать себе псевдоним. Несмотря на то, что прошли годы и миллионы людей задавали один и тот же вопрос, я ненавидела свое имя на обложках книг.
Оно было слишком мягким. Казалось, я его выдумала. Как будто провела исследование по поиску лучшего сочетания имени и фамилии, которые могли бы понравиться массовой аудитории.
Я была уверена, что это исследование провела за меня моя мать. Уверена, что она искала информацию о том, что сделает меня похожей на дочь, которую она всегда хотела. На ту, кто носила бы платья в цветочек, забыла о существовании феминизма и единственной целью жизни которой было найти мужа.
Излишне говорить, что мы обе разочаровались.
— Единственная и неповторимая, — процедила я сквозь зубы.
Продавец захлопал в ладоши. Словно он — легкомысленная школьница, которую чертов квотербек пригласил на выпускной бал, или потому что ее тест на беременность оказался отрицательным после того, как она позволила этому квотербеку забить гол на выпускном вечере.
А потом продавец просто сбежал.
Ну не могло мне так повезти, чтобы он ненавидел мои книги настолько, что решил оставить меня в покое. Конечно нет, мужчина вернулся быстрее, чем можно было ожидать от человека его возраста, с охапкой книг и отвратительной улыбкой.
Я ненавидела улыбки. Ненавидела видеть людей счастливыми. Это так скучно. Так предсказуемо. Мне нравилось, когда люди гримасничали. Плакали на улице. Ссорились со своими бойфрендами или подружками в модных ресторанах. В эти моменты люди не притворялись и заставляли меня задуматься об их жизни и кем они были. Вот что делало их интересными. Потому что любой идиот мог улыбнуться.
— Вы можете подписать их для меня? — спросил мужчина, указывая глазами на стопку книг в руках.
Мои книги. Все, что я написала.
У некоторых эксклюзивные обложки, более редкие, те, на которые я согласилась, хотя и ненавидела их, но была тогда слишком робкой, чтобы спорить с издателями. Излишне говорить, что я исправила это недоразумение, как только нашла в себе стержень. Сейчас книги с этими обложками стоили тысячи.
Твою мать.
Я буду выглядеть полной сукой, если скажу ему «нет». И хотя я не возражала показаться полной сукой перед охотниками за славой и остальными болтунами
— Конечно, — уступила я.
Его улыбка стала шире, и мужчина отложил книги, чтобы достать ручку из переднего кармана. Я уставилась на потертые обложки на столе. Книги ни были новыми, нетронутыми экземплярами. Некоторые из них были порваны, на других виднелись круглые отпечатки от донышка кружки с кофе.
— Я прошу прощения за их состояние, — быстро сказал продавец, заметив мой пристальный взгляд. — Это мои личные книги, по крайней мере, некоторые из них. В основном я продаю здесь подержанные экземпляры, редкие издания таких популярных авторов, как вы. Мне нравится коллекционировать книги, а также истории их предыдущих владельцев.
Черт. Мне начинал нравиться этот парень.
— Кому подписать? — спросила я, не обращая внимания на его извинения.
— Чарли, — быстро ответил он. — А на новых копиях можете просто оставить автограф, если не возражаете. Я знаком с парочкой ваших заядлых читателей, они с удовольствием придут за этими книгами. Я на сто процентов уверен, что они будут изо всех сил пытаться предложить мне орган или первенца, как только узнают, что они подписаны вами.
Я кивнула, добавив пару надписей лично от себя на хорошо потрепанные экземпляры. Многие мои читатели взяли за правило, чтобы я «оскорбляла» их на подписанных экземплярах. Понятия не имею, с чего началась эта тенденция. Возможно, с какой-нибудь психопатки, нагрубившей мне во время автограф-сессии, куда меня заставил прийти мой издатель… когда-то давно. В тот день я была вспыльчива и наверняка написала что-то вроде: «Дженна, ты идиотка». Вместо того, чтобы оскорбиться, она была очарована, разместила надпись в социальных сетях, и, бум, родилось какое-то движение. Мои молодые читатели тащились от этого дерьма, но я не думала, что Чарли или другие мои фанаты зрелого возраста захотят себе подобный автограф.
Вот что довело меня до нынешнего состояния. Я являлась в некотором роде аномалией. У меня не было узкой целевой аудитории. Конечно, я писала в основном для чудаков и психов, но мои работы нравились многим: футбольным мамашам10, девушкам из женских обществ, занудам, качкам, папам, даже бабушкам. Мой агент сказал, что это было потому, что никто не мог определить, кто я, и что в какой-то степени — по крайней мере в этой среде — читателям нравилось отождествлять себя с авторами. Находить в них что-то от себя самих, пусть даже через персонажей книг.
Так что да, мир не совсем понимал, кто я такая, так что я была всеми.
Это хорошо работало в коммерческом плане, но не очень в психологическом.
— Скажите, вы не рассматриваете возможность проведения здесь автограф-сессии? — голос Чарли прервал мои мысли, и я вскинула голову. — Я знаю, что вы больше в них не участвуете, но поскольку это ваше новое место жительства, я могу гарантировать, что мероприятие будет многолюдны, и вы сможете познакомиться…
Я захлопнула последнюю книгу, чтобы заставить его замолчать.