Осколки (Трилогия)
Шрифт:
– Даже так?
– Я задам вопрос, на который есть только один правильный ответ, и посмотрю, что получится.
Кузен молчит, разминая пальцами складки подбородка, потом кивает:
– Действуй, как решил. Удачи желать не буду: в таких делах важнее упрямство, а его у тебя с избытком. Вечером обговорим все подробности, а пока дай мне придумать, как чинить уже наломанное!
Он захлопывает дверь, оставляя меня в коридоре, но не в одиночестве: на лестничную площадку с вопросом в глазах поднимается Лита. Ну да, все верно, время к обеду, пора узнать, какие яства господа желают откушать. Впрочем, застолье подождет. Столько, сколько понадобится.
– Иди-ка сюда, красавица, и поведай, какие травки и корешки помогают твоим волосам так роскошно чернеть!
Часть II.
Заскорузлые смуглые пальцы призывно погладили кружку. Призыв относился не к чему иному, как к содержимому пузатого, украшенного по бокам липкими потеками кувшина и, вопреки надеждам и чаяниям призывающего, не имел ни малейшего успеха у владельца посудины, на треть заполненной сваренным еще весной элем.
Владельцем был я, страждущим утоления вечной жажды – посетитель трактира «Багровый голубь», проживающий в одном из окрестных поселений, коих, к моему скромному счастью, было не так уж много: все-таки предгорья не лучшее место для честных людей. Хотя… уж каким-каким, а честным мой собеседник не смог бы выглядеть даже под покровом очень темной ночи. Если же вспомнить, на какие хитрости сей умелец пускался, лишь бы добраться до дармовой выпивки, и сколько совершеннейшей чуши понарассказывал… Впрочем, и поделом мне: нужно было тщательнее подходить к созданию «легенды». То бишь к выдуманной с глубокого бодуна истории, объясняющей мое нынешнее пребывание в трактире, а также описывающей кое-какие детали из жизни человека, которого я играл. Нет, не так: в которого играл.
Когда Ксо спросил, какова будет на вкус и цвет моя «легенда», я не сразу понял, что имеется в виду. Оказалось, так лазутчицкие круги именуют фальшивку, призванную усыплять сомнения и рассеивать недоверие, вполне справедливо возникающее при проникновении неизвестной персоны в строго охраняемые места или же просто отгораживающиеся от сообщества. На мой недоуменный вопрос: «Почему было не назвать все это просто брехней?», кузен виновато ухмыльнулся и сказал, что «легенда» звучит не в пример красивее. Но от названия суть вещи не меняется, верно? А поскольку мне также требовалось проникнуть в… сам не знаю куда, но место вряд ли общедоступное, пришлось набрехать целый воз небылиц, причем настолько близких к действительности, что… Я и сам в них почти поверил.
Основной задачей было найти обиталище некроманта или его лично. Последнее, как и первое, впрочем, представлялось невероятным хотя бы по следующей очень простой причине: на лице человека можно (иногда – с великим трудом) прочитать народность его родителей, некоторые качества характера, отголоски чувств, не более того. Честно говоря, даже выяснить принадлежность к магическому сословию не всегда возможно с первого взгляда, а уж определение, каким именно видом чародейства балуется встреченный вами магик, и вовсе легко заведет в тупик. Уже потому, что любимые виды волшбы оставляют след внутри тела, а не снаружи. Разумеется, можно при случае заняться вскрытием, однако… Далеко так можно продвинуться? Не слишком. Да, я способен почувствовать среди прохожих чародея, однако пока он не станет применять свое искусство, не решусь утверждать, в каком виде магии он сведущ. Ксаррон что-то говорил о фрагментах Кружев и прочих приметах, но опыт всегда надежнее предположений, а меня в избранном мной деле мог удовлетворить только опыт.
Итак, некромант. Все, что стало известно от погибшего в схватке с козлом самонадеянного, но обделенного удачей Ангуса, укладывалось в несколько слов: «Пытай счастье в трактире «Багровый голубь». Мало? Еще бы. И в то же время достаточно. Для чего? Для пытки. Вернее, для попытки, хотя радости от этого было мало.
Место известно. А дальше? Некромант посещает указанное заведение? Возможно. Подбирает в нем себе прислужников или жертв? Весьма возможно и даже обязательно. Жертвой я становиться не собираюсь, стало быть, остается одно: напроситься в прислужники. Но как это сделать, не вызвав подозрений? А еще лучше вызвать,
– А давеча за излучиной всю ночь до самых петухов посвист раздавался. Известно чей, – многозначительно заключил селянин и с надеждой взглянул на кувшин.
Непонимающе щурюсь, окончательно отрывая взгляд от бумаг, покрытых ровными строчками букв:
– И чей же?
– Лешак озорничает! – гордо поясняют мне.
– Благодарю, любезный, я записал все, что мне требовалось, а лесные духи… Ими займусь в другой раз. Не смею больше утруждать вас расспросами.
Селянин огорченно выдохнул облачко несвежего воздуха, покачал головой и, с кряхтеньем поднявшись, поковылял в другой угол трактира. Тихое бормотание было не разложить на слова, но смысл вереницы звуков сводился к уже хорошо знакомому: «ох уж этот господин из столицы, сам не знает, чего хочет, а на дельное дело и не взглянет». Правильно, не взгляну. Потому что любителей похмелиться за чужой счет сыщется одинаково много на любом удалении от Виллерима. С удовольствием угощу выпивох, но только получив и свою прибыль, в крайнем случае уповая на нее, а не беззаботно тратясь. В конце концов, кошелек, которым меня ссудил кузен, рано или поздно опустеет и я останусь не только без достижений, но и без монет. Собственно, и последних осталось меньше половины от первоначальной горсти, и первых немного, если не сказать никаких вовсе.
Рассматриваю записи, сделанные на протяжении трех дней сидения в трактире. О мертвяках собеседники ничего толком не знали, а местные, с позволения сказать, легенды, имели куда меньшее отношение к правде, чем даже моя. Напрашивающийся вывод и радовал, и огорчал. Огорчал, потому что я ни на шаг не продвинулся в своем дознании, а радовал… Если в округе никто не подозревает о присутствии некроманта, стоит, с одной стороны, восхититься его скромностью и выдержкой, с другой же – предвкушающее потереть ладошки, поскольку таинственность ясно заявляет о слабости противника. Пусть временной, но все же слабости.
Любой уважающий себя маг так и норовит произвести впечатление на подвернувшихся под руку или ногу зрителей. Зачем? Лишний раз убедиться в собственном величии, но сия причина отнюдь не главная. Как было в Кер-Эллиде? Вбитые в сознание страшные истории о волках-убийцах заставили селян избегать походов в лес даже в солнечную погоду, не говоря уже о ночи. Безыскусная правда, приправленная толикой переживаний, легко исполнила роль надежной ограды. Может быть, и находились смельчаки, пробирающиеся в глубь леса, дабы потешить собственную гордость, но и они, не встречая на своем пути ужасов и спокойно возвращаясь обратно, не убедили соседей в безопасности «проклятого» места. А если, того хуже, кто-то из сорвиголов поранился, пока пробирался через чащу, лучшего доказательства легенды и желать невозможно! Поэтому обстоятельства тихого сидения некроманта в тщательно спрятанном логове и отсутствия пуганых припозднившихся прохожих или окрестных жителей крайне выгодны и приятны для охотника. То бишь для меня.
И все же не стоит отбрасывать еще одну причину бездействия труповода на ближнем периметре: возможно, ему просто некогда мастерить своих пугал. Или некого отправить на промысел. Впрочем, сие также радует: значит, лишние руки не помешают. Еще лучше лишняя голова, потому что мертвяки мертвяками, но идут они туда, куда смотрят живые глаза, и делают то, о чем думает живая голова…
– Позволите присесть?
Я потер переносицу жестом, подсмотренным у писарей всех возрастов и достатков. Ученый люд страдает схожим недугом – усталостью глаз от корпения над фолиантами невнятного содержания, но для моих целей подходила роль и попроще. Чтобы не тратить чрезмерно много сил на игру.