Осколки (Трилогия)
Шрифт:
– Я подумаю. Но прежде ты объяснишь, почему просишь меня, а не кого-то другого.
Эльф кивнул, пошатываясь, поднялся и распахнул покрывало, обнажая грудь. Сзади, там, где нашу беседу слушал принц, раздался сдавленный испуганный возглас. И было отчего: плоть листоухого походила на изъеденную короедами поверхность бревна. Каверны, выемки, просевшая, словно под ней ничего не было, кожа – зрелище не из приятных. И чем ближе к сердцу, тем больше повреждений: отдельные провалы, казалось, доходили до самых ребер.
Спускаюсь вниз по ступенькам Уровней зрения, туда, где
Кровь эльфа не растворила в себе отраву, и второго Кружева Разума не возникло; пришельцы пожирали место своего обитания, но не плодились, оставаясь разрозненными группами. Если «милорд» желал подчинить себе Стир’риаги при жизни и в посмертии, то затея с треском провалилась. Эльф умрет, но и его тело будет разрушено в прах.
– Ты хочешь, чтобы Совет узнал обо всем ЭТОМ?
Листоухий вздрогнул, хотя я задал свой вопрос вовсе не из желания причинить боль или озадачить – честным эльфам нет никакого прока в знаниях о яде, проникающем в кровь незаметно, безболезненно и неотвратимо. Потому что любое знание о способах достижения смерти рано или поздно захочется применить по его прямому назначению.
– Нет.
Верное решение. Однако разговор с племянником все же должен состояться, и чем раньше, тем лучше:
– Ты сможешь поговорить с Мэем сейчас?
Стир’риаги качнул головой:
– Если таково твое желание.
– Я не желаю. Просто спрашиваю. Времени не так уж и много… Особенно у тебя.
– Да, времени немного. – Он снова запахнул покрывало. – Позовешь?
– Разумеется.
Направляюсь к двери и слышу робкое:
– А что со мной?
Ах да, есть же еще его высочество…
– Думаю, вам не стоит присутствовать при разговоре двух родственников. Идемте.
Мэй уже не лежал, а сидел на кровати, но с прежней хмурой миной на лице. Все дети одинаковы: стоит миру вокруг них повернуться в другом направлении, как рождается смертельная обида на всё и вся. Хорошо хоть бусину не выкинул. Правда, белый шарик лежит рядом с ладонью эльфа, не в ней. Брезгует? Боится? Пусть сам выбирает причину своих поступков. Но лишь после того, как завершит более важное дело:
– Твой дядя поговорит с тобой. Прямо сейчас.
Недоверчиво поднятый взгляд, не узнающий меня.
– На первом этаже, правый коридор от входа. Там одна лишь открытая дверь.
Выражение лилово-серебряных глаз не меняется.
– И поторопись, если хочешь успеть.
Он спросил бы, успеть «что» или «куда», но не решается. Поднимается на ноги, проходит мимо. На мгновение замедляет шаг, но, может быть, мне это только кажется? Ведь скрип ступенек уже затихает где-то внизу…
– У тебя много друзей-эльфов?
Следовало бы усмехнуться, но лучше придержать ехидство при себе: мальчик и сам не понимает, что в невинном вопросе звучит не интерес касательно расы моих многочисленных
– Вообще-то, именно эти двое скорее мои недруги.
– Почему?
– Потому что мы по-разному видим одни и те же вещи… Присаживайтесь, ваше высочество, пока есть свободная минутка, стоит использовать ее для отдыха.
Рикаард подумал над моими словами и примостился на краешек кровати, но тут же снова пустился в расспросы:
– А что потом?
– Потом?
– После отдыха?
Опираюсь спиной о стену рядом с дверным проемом.
– Какая разница?
Мальчик с видом знатока поясняет:
– За отдыхом всегда следует труд. Меня так учили.
Не могу удержаться, чтобы не съязвить:
– Ах, вас все же чему-то учили…
Щеки его высочества оскорбленно вспыхнули румянцем:
– Я…
– Простите. Прошлые события, сопровождавшие наши встречи, не давали повода задуматься о глубине ваших познаний… в разных предметах.
Он смущенно опустил голову и упрямо повторил:
– Меня учили.
– Разумеется. Не могли не учить как возможного наследника престола.
– Никакого престола не будет.
Рикаард произнес эти слова совсем тихо, но без ожидаемой мной злости, с одной только грустью.
– Уверены?
– Есть Дэриен, есть Рианна. Я больше не нужен.
Правильно. Ты и должен именно так себя чувствовать. Сестренка считалась ущербной, а потому не рассматривалась претенденткой на власть, старший брат, заполучивший неизлечимую болезнь, также выходил из борьбы, и все внимание было обращено на последнего из королевских отпрысков. Внимание, услужливость, готовность исполнить любой каприз, напускное дружелюбие и иллюзорная преданность. В мгновение ока потеряв все это, немудрено озлобиться. А потом, когда первая волна злобы схлынет, оставив на берегу души горький песок сожалений, можно загрустить. Навечно.
Но, как верно заметил мой кузен, все – и созидание, и разрушение – начинается внутри нас, а не снаружи. И убедить себя в необходимости либо правильности действий можно только самому.
– Ничем не могу помочь.
Он кивает, не поднимая глаз. Но если дело только в отстранении от игры за престол…
За власть нужно бороться. Однако следует помнить: по завоевании благосклонности сей дамы бой не закончится, поля сражений продолжат множиться, каждое из них постепенно усеется телами поверженных врагов, и весь пройденный путь окажется… одним большим кладбищем. Тихим и пустым. А уж что такое пустота, я прекрасно знаю!
– Разве что…
Его высочество затаивает дыхание.
– Есть один человек, которому вы нужны больше всего на свете. Вы сами. А мнение остальных – всего лишь ветер. Он способен принести прохладу посреди летней жары или заточить клинки зимней стужи, это верно. Но от ветра всегда можно укрыться за стенами своего дома. В своем сердце.
– Но… нельзя же вечно сидеть взаперти!
С детьми трудно спорить, они всегда задают неожиданные вопросы и находят выход из лабиринтов, ставящих в тупик самого мудрого взрослого.