Осколки (Трилогия)
Шрифт:
Отвожу взгляд и чувствую, как начинаю краснеть. Хорошо, что весеннее солнце уже успело оставить красноватый след на моих щеках: есть шанс скрыть смущение за первым загаром.
Впрочем, Кё не обманывается:
— Так и будешь молчать?
— А что ты хочешь услышать?
— Ответ на свой вопрос.
— Зачем? Разве недостаточно самого подарка?
— Достаточно, — кивает эльфийка. — Если вспомнить, что первый подарок отца всегда должен быть сделан его собственными руками.
— Тогда твой вопрос становится лишним, верно?
Кё смотрит
— Спасибо!
От нее пахнет цветами и молоком, а упругий живот, прижавшийся ко мне, время от времени вздрагивает, как будто кто-то постукивает изнутри. Просит, чтобы его выпустили…
И в следующий миг эльфийка замирает, стискивая пальцами мои плечи так сильно, что впору закричать от боли. Но не мне, а ей: начинаются схватки.
Нэйа, почувствовавшая наступление родов едва ли не за вдох до первой судороги, подхватывает Кё под руки:
— Идемте в дом, немедленно!
Бирюзовые глаза просят: «Не уходи далеко».
— С вашего позволения, я побуду здесь. Похожу по саду, если вы не против… Думаю, мое присутствие не требуется.
Юная эльфийка считает точно так же, вопреки желаниям роженицы, и уводит ту в комнату, предназначенную для появления на свет новой жизни. А я спускаюсь с террасы и иду туда, где шепчутся с ветром бело-розовые лепестки яблоневых цветов.
Эльфийские ланы — одно из самых теплых мест в Западном Шеме, и весна наступает в них на целый месяц раньше, чем в столице: если Виллерим еще только-только начинает забывать о снежном покрове, то здешние сады уже зеленеют, а трава, хоть и не по-летнему короткая, надежно прячет под собой сырую перину земли. Вот и яблони все в цвету…
Не слишком ли рано начались роды? Если верить словам тетушки, крайний срок — через три дня после сегодняшнего. Значит, вовремя. А то я слегка испугался, что мое присутствие ускорило процесс… Нет, все идет своим чередом, и к закату, а то и раньше, мир встретит нового обитателя. У меня вдоволь времени. На все, что пожелаю.
К моему глубокому и искреннему облегчению, поблизости не мог находиться младший брат Кэла. Настырный Хиэмайэ, по словам старшего родственника, с головой погрузился в учебу, готовясь к последним экзаменам перед поступлением на службу. Интересно будет понаблюдать, кто его выберет. Я, в любом случае, участия в сем занятном действе не приму, но в месте зрителя мне не откажут. А если откажут, явлюсь без позволения и приглашения. Под ручку с тетушкой, которая будет только счастлива лишний раз устрашить своих недругов. Уж на что, на что, а на устрашение моих талантов хватит. Вызывать к себе иные чувства не умею, а вот страх и ненависть — легко. Даже усилий прикладывать не нужно.
Зарываюсь носом в душистые лепестки. Как чарующе пахнет яблоневый цвет! Можно целую вечность стоять, прижавшись
Я не заметил и не почувствовал, просто понял, сразу и предельно ясно: кто-то пришел. И поворачивая голову в сторону гостя, не зная, кого увижу, ничуть не удивился, встретившись взглядом с серым пеплом глаз, до конца не верящих. Во что? В свершившееся чудо. И я не верил. До того мгновения, как стремительный бег не оборвался на моей груди. Мин вонзилась в меня всей силой невыносимого ожидания, швырнула на ствол яблони и прижала к нему так крепко, как только могла. А я смотрел на душистый снег осыпающихся лепестков, но продолжал видеть летящий прямо на меня клинок, от которого не было ни возможности, ни желания увернуться.
Нэмин’на-ари молчала, пока беспокойные пальцы не нащупали бугорок шрама под волосами на моей шее:
— Нет! Этого не может быть! Это неправда, скажи мне! Скажи!
Взгляд темнее грозовой тучи. Губы, готовые сердито сжаться. А руки дрожат, мелко, но ощутимо.
— Чего ты испугалась, милая?
— Зачем это сделали с тобой?!
— Со мной не делали ничего такого, чего бы я сам не позволил.
— Но это… Это убьет тебя!
— Нет, милая. Не убьет. Ты не чувствуешь? Ранки заживают, потому что в них ничего уже нет.
Она не верила. До тех пор, пока я, в сотый раз испросив у богов прощения за свои прегрешения, не сбросил Вуаль и не коснулся сухих губ своими…
Мы сидим под яблоней. Точнее, Мин сидит, а я лежу, устроив голову у нее на коленях, и веду счет белым хлопьям, медленными кругами опускающимся на траву.
— Ты не хотел приходить, — утверждение, не терпящее возражений.
Соглашаюсь:
— Не хотел
Лгать не имеет смысла: моя подруга слишком хорошо меня знает. Еще по прошлой жизни.
— Но все-таки пришел?
— Совпало наличие времени и возможности, а такой случай грешно упускать.
— Какой ты… — узкая ладонь шутливо шлепает меня по лбу.
— Какой?
— Жестокий!
— Почему это?
— Мог бы соврать, сказать, что примчался, как только смог.
— Но я это самое и сказал, только другими словами!
— Все равно, можно иначе… Чтобы мне было приятнее.
— Но ты бы знала, что я лгу?
— Конечно.
— И в чем тогда надобность обмана?
Мин закидывает голову назад, устремляя взгляд в переплетение ветвей.
— Глупый…
— Это я знаю, милая. Но этого мало, чтобы объяснить.
Серые глаза снова смотрят на меня. Сверху вниз.
— Глупый маленький мальчик.
— Еще один шаг, не приближающий меня к пониманию. Будет новая подсказка?
— Ты смеешься.
— Я серьезен, как никогда.
— Смеешься!
— И в мыслях не держал!
Она наклоняется, касаясь губами моей переносицы.
— Ты мерзкий, мрачный и подлый. Почему я тебя люблю?