Осколки (Трилогия)

Иванова Вероника Евгеньевна

— Значит…

— Не ослаблять охрану больше, чем она ослаблена сейчас. Для оцепления хватит и имеющихся сил.

— Позвольте не согласиться: моих людей недостаточно, чтобы…

— Нужна всего лишь «полоса отчуждения».

— Но кто ее проведет? В моем подчинении всего два мага, и оба заняты на охране «Слез».

— Зато маг есть у меня. В городе.

— Но он может быть зараженным.

— Нет. Мы провели в Вэлэссе не более суток, а этого времени явно недостаточно, чтобы заболеть. К тому же… И я, и он не прикасались к тому, что вызвало болезнь.

—

Вы знаете, в чем причина?

— Догадываюсь, — я посмотрел на кувшин, из которого при мне пила Нэния. — Откуда вы взяли эту воду?

— Доставили из источника неподалеку от города. А в чем проблема? Вода чистая и приятная на вкус, — он всмотрелся в мое лицо и побледнел. — Не хотите ли вы сказать, что…

— Именно. Отрава находится в воде.

— Нет…

— Думаю, не стоит переживать раньше времени, капитан: необходимо всесторонне изучить имеющиеся факты и только потом делать выводы. Вы согласны?

— Да… Мастер. Но если в считанные дни вымрет весь город…

— Не вымрет. Возможно, мы найдем способ спасти людей. А пока… Вы не могли бы отправить кого-то из своих подчиненных в каменоломни?

— С целью? — Заинтересованный взгляд.

— О, не поиска решения проблемы! Просто там находятся… мои ученики и кое-кто еще, а я хотел бы знать, что с ним все хорошо. Бэр, Хок и Румен — местный житель. Пусть они прибудут в лагерь, хорошо?

— Как пожелаете. А чем займетесь вы?

Я улыбнулся, стараясь, чтобы выражение моего лица не показалось обидным капитану, который умеет справляться с трудностями на поле боя, но в тонкостях сосуществования жизни и смерти вынужден уступить первенство другим.

— Сооружением заградительных порядков. Но сначала скажу несколько слов госпоже Нэнии.

Он рад был бы отказать мне в таком желании, потому что, несмотря на внешнюю суровость и сдержанность, питал к лекарке теплые (а возможно, и очень горячие) чувства и заботился о ее здравии как телесном, так и душевном. Но именно эта забота и заставляла сдаться, предоставляя право целительствовать тому, кто умеет это делать лучше Егеря.

Нэния лежала, накрывшись одеялом с головой, но плотно свалянная шерсть не скрывала мелкой дрожи, пробегавшей по телу женщины.

Я присел рядом и положил руку на плечо лекарки. Та дернулась, пытаясь избавиться от прикосновения, взметнула одеяло вверх, увидела меня и… Беззвучно заплакала. Пришлось помочь ей сесть и позволить выплакаться, прижимаясь к моей груди. Четверть часа для этого понадобилась или целый, не знаю. Но как бы меня не торопили другие дела, первое из них шмыгало носом здесь.

Конечно, нет ничего приятного в чужих слезах, которыми пропитывается и твоя рубашка, и твое сердце, но позволить кому-то плакать в одиночестве еще хуже. В любом случае, передо мной женщине не надо было притворяться сильной: раз уж я видел и испуг, и его причину, нет смысла хранить на лице маску привычной ко всему и безразличной властительницы жизней.

Когда потоки слез, казавшиеся неиссякаемыми, все же подошли к своему пределу, Нэния, смущенно отвернувшись, вытерла

мокрые глаза и щеки и сказала:

— Спасибо… Еще раз.

— Вы так поблагодарили меня, госпожа, будто желаете, чтобы этот раз стал последним, — пошутил я, чем вызвал легкий румянец на смуглом лице.

— Но… я…

— Вы не привыкли принимать помощь, верно?

Она промолчала, но я знал, о чем говорю.

— Конечно, она не так приятна и желанна, как поклонение и почитание, но, поверьте, чуть более полезна. Нет ничего дурного в том, чтобы чувствовать себя сильной и опытной, только не нужно забывать: обязательно найдется кто-то и сильнее, и опытнее, кто-то, рядом с кем будут видны ваши недостатки и недоделки, но это не повод замыкаться в себе, не пуская никого внутрь. Гораздо мудрее взглянуть на себя глазами этого человека и исправить ошибки. Если они есть, конечно.

— Есть. Наверняка, — грустно согласилась лекарка.

— И какие же?

— Я… ужасная трусиха.

— Позвольте! Почему вы так решили?

— Я испугалась этого… мертвяка.

— Зато вы не дрогнули, вскрывая тело.

— Это другое, — слабый взмах рукой. — Я… привыкла. Когда много раз видишь одно и то же, страх проходит.

— Только что вы произнесли очень мудрые слова, госпожа! Многочисленное повторение избавляет разум от приятия и неприятия, оставляя только необходимость. Просто вы никогда ранее не видели восставшего мертвеца, только и всего.

— Хотите сказать, в следующий раз…

— Испуг будет куда меньшим. Кроме того… Вы ведь пользуетесь магией?

— Немного.

— Но делаете это сами, без помощи чужих заклинаний?

— Да. Но какое отношение…

— Значит, вы должны чувствовать колебания, возникающие в Пространстве, когда творятся те или иные чары. Этакий легкий ветерок, да?

— Вроде того, — согласилась Нэния, все еще не понимая, к чему я клоню.

— Так вот, если вы умеете различать дыхание магической Реальности, что мешает вам быть готовой к тому или иному результату чародейства?

— То есть?

— Сращивая края шва, вы впрыснули в него порцию Силы, часть которой, не связанная вашей волшбой, привела в действие заклинание, заложенное в мертвеце. Но за некоторое время до того, как он шевельнулся, вы могли заметить изменение магических полей. Заметили?

— Д-да…

— Запомните эти ощущения и сохраните на будущее: вдруг, пригодятся? По крайней мере, вы будете заранее знать, что произойдет. Нравится эта идея?

— Пожалуй, — Нэния совсем успокоилась. — Но почему он… поднялся?

— А вот выяснением причин этого мы с вами и займемся. Точнее, вы займетесь изучением тела и произошедших с ним изменений, а я — всем остальным.

— Но… Вы ведь поможете мне? Если я не справлюсь? — В темных глазах мелькнула робость.

— Справитесь, непременно.

Я встал, но лекарка, словно боясь отпустить меня, следом соскользнула с кровати.

— Мне нужно идти, госпожа.

— Да, я понимаю…

Она помедлила, словно в нерешительности, и вдруг качнулась вперед, касаясь губами моей щеки.