Осколки вечности

Седов Вячеслав

– Нет уж, приятель, шиш тебе с хреном напополам!
– осклабился Гортт, уперев широкий швигебургский нож в бок Эйлта, - Не на тех напал. Ларонийцы не поскупились, видать.

– Не знаю, как ларонийцы, но Основатель явно проявил скаредность, когда раздавал вам извилины, - прошипел вор, - Трактирщик послал вас ко мне, потому что знает, что мне нужны деньги на зимовку в городе. В морду я ему дал, чтобы не продавал кому не попадя. Особенно тупым гномам, которые вместо благодарности за ценные сведения тычут в бока ножичками. Как видите, я оказался прав. И еще, к тюрьме подходит только одна надежная и широкая улица через весь город. Когда по ней вели моего давнего друга, ваша эльфка не нашла ничего лучше, чем сунуть свой носик в дела стражи! Вместо того, чтобы

как всегда делали в западных кварталах, просто наблюдать. Так что железяки свои засуньте обратно за кушаки, пока я шум не поднял и вас тут не разорвали в клочья!

Гномы переглянулись и убрали оружие, угрюмо уткнувшись в свои кружки.

– Кто твой друг? Хочешь помочь ему, так говори что надо? Но и к этому борделю нас отведешь, - продолжил прерванный разговор Тард, рассудив, что особого выбора у них не оставалось.

– Что ж это за друг такой у вора, о котором он так печется?
– пробормотал Гортт.

– Прикуси язык, - огрызнулся Эйлт, - Тебе, видать, не приходилось с кем-то последнюю горбушку на двоих делить под одним ветхим плащом в стужу и холод!

– Приходилось!

– Так чего тогда спрашиваешь?

– Завались, Гортт!
– оборвал вновь разгорающуюся перепалку Бритва и пристально посмотрел Эйлту в глаза, - Как звать друга твоего?

– Тебе зачем?

– Молоты Швигебурга! Чтобы знать кому подсобить надо. Чего обдирать нас до нитки, если все равно деньги на выкуп страже отнесешь? А так впишем его как наемника в наш отряд, и делу конец!

– Хм, в твоих словах есть резон, - задумался вор, почесывая небритый подбородок, - Ведь он действительно недолюбливает драконов. Мы с Фениксом часто спорили об этих тварях до хрипоты.

– Так это наш Карнаж?!
– дружно воскликнули оба гнома.

Глава 9

«Новая надежда Фелара? В этом городе вся надежда только на свой клинок»

Мугал, наемный убийца по прозвищу Паук

З а толстыми решетками шаргардской тюрьмы сгущались вечерние сумерки.

Двое воронов прогуливались во внутреннем дворе, куда выходили окна камер тех заключенных, кому посчастливилось не попасть в каменные мешки узилища, что располагались у наружной стены. Несмотря на то что, по большей части те камеры пустовали, иногда находились бедолаги, кого отправляли туда, особенно если арестанту требовалось время, чтобы отдохнуть после пыток и подумать о своей дальнейшей судьбе.

Карнаж стоял у зарешеченного окна, расположенного вровень с землей, и, сложив руки на груди, наблюдал за вороньем. Птицы расхаживали по внутреннему двору не боясь стражи и нехотя уступая дорогу всадникам. Впервые полукровка увидел их вчера, когда под вечер они прилетели и принялись прочесывать пожухлую траву в поисках чего-нибудь съестного. Как оказалось, для них здесь имелось два развлечения: первое - это драка за куски мяса, которые бросали им стражники от своего ужина, а второе - это охота за нерасторопными арестантами, чьи глаза сверкали в темноте у решеток как раз таких камер, какая была у Карнажа. Огромные черные птицы прохаживались вперед назад и, едва представится случай, пускали в ход свои громадные черные клювы. Заключенные с проклятиями отскакивали от решеток, а птица, взмахнув крыльями, припрыгивая, удалялась. Потом, выждав немного, снова принималась расхаживать туда сюда, все приближаясь и приближаясь к решеткам. Вороны соблюдали некую очередность и пока один «охотился», второй наблюдал за действом, усевшись на чурбан для колки дров.

Смутные подозрения только усугубились со вчерашнего дня, когда Феникса попросту втолкнули в камеру и оставили так, побеспокоив лишь положенными вечерними и утренними проверками. Оставив ему, как ни странно, кошелек, а отобрав только оружие.

Соседние камеры оказались пусты, только где-то в конце коридора, в каменных мешках напротив имелся еще один узник. Его отвели туда поздно ночью с противоположного конца коридора, и полукровка даже не имел возможности увидеть, кто это был. Однако позже мимо

камеры прошествовал священник, задержавшись ненадолго и вглядываясь в темноту. Сопровождавший его страж по просьбе святого отца поднес факел к решетке. Встретившись взглядом с остроухим красноволосым узником священник отшатнулся, осенив себя крестным знаменьем. Полукровка лишь усмехнулся, понимая, что редко когда выдавалось этому «спасителю душ» видеть по укладам феларской церкви столько «бесовского» во внешности разом.

Будь Феникс человеком, ему бы грозил костер просто за то, что он таким родился, как приходилось несладко тем из феларских подданных, кого угораздило появиться на свет, например, рыжим, или с немного заостренными ушами, что удружила бедолагам какая-нибудь прабабка-полукровка.

Пусть женская красота постепенно переставала быть достаточной причиной для обвинения в колдовстве, ведь служители церкви в большинстве своем как-то забывали, что они - мужчины, и подвержены таким же слабостям, как и все прочие смертные, созданные для любви и продолжения рода своего в потомках своих. Но оставалось еще множество всякой нелепости в целях «отделения агнцев от козлищ», дабы обнаружить и изгнать все то, что от «лукавого». Это новое для себя слово Карнаж открыл, когда продолжительные беседы святого отца с узником в каменном мешке в конце коридора не дала ему спать всю ночь.

В разговоре мелькало много непонятных полукровке слов, которыми оперировали что тот, что другой, поэтому Феникс нехотя познакомился ближе с тонкостями феларской религии, отчего еще больше запутался в ней. Выходило, что, при безграничном милосердии Создателя, его верные слуги в лице церкви и инквизиции усердно жгли и пытали всякую «ересь», опознавая ее по каким-то им одним понятным знакам. И бывшая на все воля Его толковалась как кому из них угодно, опираясь на какие-то священные книги. При этом порицались приводимые в пример прочие «ложные» божества сильванийцев и фивландцев, чью волю, по сути, гномы и эльфы справляли также как и люди, только с меньшим размахом и неприкрыто руководствуясь государственными интересами.

Священник уговаривал узника отречься от чего-то весьма пагубного для души последнего, при этом, всякий раз услышав отказ, осыпал высокомерной жалостью, словно говоря с маленьким, слепым и тупым как пень ребенком, в итоге желая тому скорейшего «просветления». Карнаж готов был снять шляпу перед тем, кто так уверенно занимал столь заурядную по хитрости риторическую позицию. А именно, не давал идейным оппонентам и их принципам встать на равных в споре, сразу признавая любое инакомыслие ложным, одновременно обещая, что Создатель их всех уже пощадил, понял их заблуждения и оправдал, и обязательно примет в свое лоно, как только они сами поймут, что на самом деле заблуждаются и «бродят во тьме». Получалась бессмысленная для спора ситуация, когда один из участников убежден в своей правоте, потому что прав тот, кто ему эту бесспорную истину открыл, но того, кто открыл эту «истину», спросить не представлялось никакой возможности.

От души пожалев беднягу, которому приходилось не только выслушивать все это, граничащее, по мнению полукровки, с речами умалишенного, но и пытаться отвечать, Карнаж рассудил, что это, очевидно, еще один способ пытки принятой с недавних пор в феларских тюрьмах, где ему уже приходилось бывать. Лишь под утро Фениксу удалось уснуть и он восполнил недостаток сна за счет дня. Его никто так и не побеспокоил, чтобы хотя бы объяснить в чем причина заключения под стражу.

Стоя у окна и ожидая сам не зная чего, «ловец удачи» оставил поиски причин. Одно он знал точно - так, как с ним, с узниками не поступают, и из этого черпал надежду на скорое освобождение. Что ж, он был согласен на сделку с тем, кто мог предложить свободу, тем более, что одна из причин на внезапное заключение неожиданно пришла ему в голову. Вспоминая одолжение, которое он еще давно сделал Кассару, Феникс рассудил здраво о том, что приобрел впоследствии много пользы от этого и, если кто-то наступил по этой причине ему на хвост, то он готов расплатиться сполна.