Осколки. На острие боли

Вольцева Яра

Я мысленно закатила глаза на его уверенность, что свиданий у нас будет еще тьма, но внешне никак негодование не выразила. Всё равно это не возымело бы на него действия, наоборот, раззадорило бы еще больше. Верно, видимо, говорят, что мужчины по натуре охотники.

– На, откуси кусочек, – Ник наколол на пластиковую вилку арбуз и протянул его мне. Я вскинула руку, чтобы взять вилку, но он не позволил, сам поднес ее к моему рту. Мне не оставалось ничего другого, как сделать надкус, после чего он доел оставшуюся половину.

–

Это можно считать поцелуем?

На его лице отразилась задумчивость, а вот в глазах заиграли бесенята. Я чуть не подавилась от его вопроса и даже закашлялась, еле приведя себя в чувство.

– Какой еще поцелуй?

– Какой-какой? – цокнул он и наклонил голову набок. Уголок верхней губы приподнялся, и он обольстительно улыбнулся. – Есть же например неотантра.

Я не поняла, что он произнес, и по глупости, не иначе, спросила, после чего сидела вся красная, как вареный рак.

– Тантрический поцелуй. Звучит ведь, правда? Такое в моей практике впервые, – подмигнул он мне и наклонился, сокращая между нами расстояние.

– Стесняюсь спросить, насколько обширная у тебя практика. Стоп! Не вздумай отвечать! У тебя не язык, а помело!

– Знала бы ты, что…

– Молчи! Молчи-молчи-молчи! – закричала я и демонстративно закрыла уши ладонями.

Спустя минуту он перестал двигать губами, видимо, замолчал, и я открыла одно ухо.

– У тебя пса вырвало. Ты ему шаурму скормила, что ли?

Я опустила глаза и увидела, что Федор поджал уши и смотрел на меня донельзя виновато. Ох, черт. Я совсем забыла, что у него непереносимость капусты. Главное, чтобы его теперь не пропоносило. Виновата во всем была я, но злобно смотрела я именно на Ника. Во всех моих бедах отныне виноват именно он!

Глава 18

С того неудачного на мой взгляд свидания прошла неделя. Ник снова пропал, и я вся извелась, гипнотизируя его аватарку в мессенджере. Он сменил ее, и теперь там стояла фотка в профиль, его лицо во всей красе. Его глаза будто гипнотизировали меня и убеждали, что написать первой – хорошая идея. Но наставления Олеси не давали мне совершить этой ошибки.

– Не вздумай, Соня! – рыкнула она, когда мы сидели вместе на уроке истории.

Ее вел нудный дядька предпенсионного возраста, который не обращал внимания на шум и продолжал нудно гундеть про свой любимый двадцатый век. Какая бы тема урока не была по программе, вторую половину он всегда сводил к своей фаворитной.

– Я вообще молчала и ничего не делала, – обиженно ответила я Олесе, заблокировала телефон и положила его экраном вниз.

– Твой взгляд говорит сам за себя. И если ты прикрыла экран ладошкой, не думай, что я не догадалась, на что или, точнее, кого ты там смотрела.

– Так уж и поглазеть нельзя.

– Нельзя! Это тебя расхолаживает.

Лучше бы к ЕГЭ готовилась, лентяйка!

– И ничего не лентяйка. Я хорошие баллы на тестовом набрала. Кстати! В отличие от тебя, тупица!

Иногда мы шутливо переругивались и обзывали друг друга, но уже давно друг на друга не обижались. Это был наш особый стиль общения. Мы ведь знали, что любим друг друга, и никого дороже нас нет.

– Я, может, и тупица, но Заур такие финты ушами, как твой Никита, не делает. Он мужик слова. Как позвал меня на свидание, так каждый день с ним тусим. Он на каждую перемену приходит. Не гасится, – обиженно подметила Олеся.

Я бы, может, и хотела, что-то сказать ей в противовес, но она была права. Ник просто был пикапером, и мне стоило это признать. Играл со мной в “горячо-холодно”, пытался к себе привязать, не давая своих эмоций в ответ. А я, как наивная школьница, велась на его приемчики, словно слепая дурочка. Я промолчала, а когда, наконец, придумала умный ответ, снова повернулась к сестре.

– Тоже мне, мужик. Ему и восемнадцати еще нет. Зауру твоему, – уточнила я и задрала подбородок, хотя внутри меня всё горело стыдом от расстройства. Или это сосиска в тесте столовская была несвежая?

– В эту субботу восемнадцать будет как раз, – двинула бровями Олеся и расплылась в улыбке. – Он позвал нас обоих в загородный дом. Его родаки уехали Европу колесить и оставили его за старшего. Так что банька, шашлыки, дом в нашем распоряжении. Еще и бассейн есть, я фотки в нельзяграме видела. Каеф. Надеюсь, ты сможешь отпроситься у матери?

– Ну ты и тараторка. Снова шашлыки? – я застонала, вспомнив, чем закончилась наша прошлая вылазка. – Тебе не кажется, что уж больно это пенсионерский вид отдыха?

– Ну уж всяко лучше, чем клубы, и шаурму около парка есть, – фыркнула Леська, и я ущипнула ее за бедро. Она сегодня как раз пришла в короткой юбчонке, и у меня был большой простор для манипуляций. Она ойкнула, но ничего не смогла сделать. Не драться же нам посреди урока. Историк, конечно, мужик равнодушный, но вряд ли он останется в стороне при слишком явном нарушении тишины и покоя кабинета.

– Зря я тебе рассказала всё, – сказала я и надула обиженно губы. Отвернулась от нее и сделала вид, что слушаю учителя.

В этот момент мой телефон завибрировал, и я со скоростью молнии схватила его и поднесла к лицу. Надежда, что это Ник, довольно скоро растаяла.

“Олеся сказала тебе про др Заура? Придешь?:*)”

Ваня Островский всё не оставлял попыток поймать меня либо позвать на свидание. Периодически писал мне ни о чем, звал погулять, но у меня всегда находило сто-пятьсот отмазок, благо, небеспочвенных. Мама ведь и правда посадила меня под арест.

“Если мама отпустит”.