Осколки
Шрифт:
— Лаги-ид, сука… Всю мою жизнь…
— Так он же тоже из наших? — совсем удивился Антенор, — Лагид-то. Он же Сотер, царя спас. Гермолай убивать хотел, а он спас. Прямо со стены вниз спрыгнул и давай направо-налево рубить. Гермолаев этих…
— Это когда было? — поднял голову Никодим.
— В Индии, — неопределённо махнул рукой Антенор, — там.
— Не в Бактрии?
— Не. В Бактрии Гермолая казнили.
— А ты щас что сказал?
— Я? Я говорю, он меня по плечу хлопнул, когда мы лезли… Куда мы лезли?
— Кто
— Лагид, говорю же.
— Да ты меня запутал совсем! — Никодим махнул ладонью перед лицом, словно отгонял назойливую муху.
— Давай выпьем, друг. Оно всё и распутается.
— Давай.
Выпили.
— Ну так что там дальше? — спросил Антенор, — я слышал, там верблюды были.
— Ага. Крепость там была. Верблюжий Вал. Ну, значит, Пердикка и говорит. Идите, мол… Туда, короче. Мы и пошли. Народу-у… Страсть… И слоны и лошади. Все полезли. Слоны палисад сломали, а выше никак. Хреново, короче…
— Что хреново?
— Хреново, говорю, слоном быть…
Никодим почесал нос и чихнул.
— А дальше?
— Что дальше. Мы лезем, а эти не пускают. Целый день бодались, туда-сюда.
— Я слышал, Ла….ик… гид… там слону в глаз сариссой попал. Не врут?
— Зря болтать не станут, — посерьёзнел Никодим и поднял палец вверх, будто хотел тем самым добавить веса своим словам, — у него сарисса была — двадцать локтей.
— Врёшь. Не бывает таких.
— Ты мне не веришь? Ты сам-то, кто?
— Конюх я, — скривился Антенор и снова икнул.
— Оно и видно. А мне сарисса десять лет вместо жены была. Всяко больше тебя в этом деле понимаю.
Антенор прикусил губу, посмотрел в пустую чашу.
— Ты что, обиделся? — спросил Никодим.
— Не. Ты продолжай. Дальше-то, что было.
— А ты не знаешь? Про слона в глаз, вон, знаешь же.
— Ну, слышал что-то. Слухи же. Врут всякое. А тут отче… ик… оче… видец…
— Ну а что дальше… — Никодим прикрыл глаза, — дальше жопа…
Он некоторое время молчал, переваривая воспоминания, явно неприятные.
— Отступили. Ночью Пердикка нас опять погнал вверх по реке. Дошли до одного острова. Он приказал переправляться. Тут нас Танат за жопу и схватил…
— Как это было? — спросил Антенор.
— Как… Вода вот досюда доходила, — Никодим провёл ладонью по горлу, — ноги вязли. И лошади вязли. И слоны. Тут кто-то заорал, что египтяне перегородили реку плотиной и вода поднимается. И что мы щас тут все утопнем.
Он наклонил над чашей кувшин, но оттуда вылилась лишь пара капель.
— Зараза…
Зал вокруг Антенора давно уже вращался, македонянин изо всех сил держался одной рукой за стол, а второй подпирал голову. Ему очень хотелось принять горизонтальное положение, но он твёрдо решил дослушать Никодима. Наконец, тот продолжил:
— А на том берегу пылища-а… Тьма. Видать народу нагнали, несть числа. Против нас, вестимо. Ну, думаю, всё, отвоевался Никодим. Надо тонуть. Тут-то
Он сжал виски руками и глухо застонал:
— Две тыщи человек за один присест сожрали… Да больше…
— Как ты выбрался?
Никодим покачал головой.
— Не знаю. Как во сне всё было. Повсюду стоны, проклятия. На том берегу костры, костры, костры… Наутро Пердикка сдох. Антиген и Селевк его зарезали. Предали, короче.
— Антиген? — переспросил Антенор.
— Так говорят. Люди зря болтать не станут.
— Вот же тварь… — процедил Антенор, — скольких достойных предал…
— Может и достойных, — буркнул Никодим, — да только, как по мне, потерял Пердикка тогда всё своё достоинство. Я к тому времени уже решил, что уходить от него надо. Тоже к Птолемею хотел. Вот про него говорили, что он — человек чести. Сотер, опять же… Да не ушёл. Не по нутру предателем прослыть.
— Что потом не ушёл? Когда Пердикку зарезали? Селевк вон, я слышал, наварх теперь в Египте.
— Как уйти? — на лице Никодима появилась злая гримаса, — он моих товарищей убивал. Мне на это приап положить?
— Другие этим не терзались, — осторожно сказал Антенор.
— Другие пусть за себя сами отвечают. Не, у меня с египтянами разговор теперь короткий будет.
Антенор снова удивился, но решил пока изъяны логики верзиле не предъявлять. Не тот момент.
Он, конечно, был наслышан обо всей этой истории шестилетней давности. Знал, что наутро Птолемей явился в лагерь побитого царского войска и произнёс речь, в которой отвёл от себя вину в разжигании междоусобицы и возложил её на покойного регента. Он принёс дары царю и поклонился ему, после чего завоевал всеобщую любовь рассказом о том, сколько смог спасти тонущих и какие почести воздал павшим. Восхищённое войско тут же предложило ему титул регента, от которого он с присущей ему осмотрительностью отказался, вручив власть Пифону, стратегу Мидии, тому самому, который много лет спустя стал причиной поражения Эвмена при Габиене. Вторым регентом был провозглашён Арридей. Тёзка царя, он доставил в Египет саркофаг с телом Александра.
Через два дня пришло сообщение о погибели Кратера в битве с Эвменом. По войску прокатился ропот: если бы новость узнали раньше, никто не дерзнул бы поднять руку на Пердикку. Теперь же победа Эвмена, верного сторонника регента и царской партии, всем казалась несчастьем. Многие пребывали в унынии ещё из-за того, что войско Птолемея оказалось совсем маленьким. Те клубы пыли, которые все приняли за перемещение огромных ратей, появились благодаря хитрости Лагида. Он приказал гонять взад-вперёд стада скота, а к ногам быков привязали пучки соломы.