Осколки
Шрифт:
По левую руку от меня вздымался лестничный пролет с перилами из темного дерева. Я двинулся по нему. Двери спален были распахнуты настежь, выставляя напоказ мебель в стиле ар-деко, матрасы королевских размеров и пустые книжные шкафы. Третья комната в другом конце узкого коридора привлекала внимание — с той стороны доносился запах вовсе не мяты и даже не вишни в цвету. Дверь была закрыта, но поддалась с легкого толчка.
На кровати лежало тело.
Две видеокамеры на штативах стояли направленными в ближайший угол; звуковое и световое оборудование стоимостью в несколько тысяч долларов выстроилось у стены и занимало полки. В ванной пахло рвотой, хлоркой и дешевым персиковым шампунем.
Высокотехнологичная развлекательная система, поставленная в большой сводчатой гардеробной, была частично разобрана: стереосистема, проигрыватель компакт-дисков и японский видеомагнитофон, подключенный
Девушка на кровати с балдахином лежала обнаженная, если не считать расстегнутой голубой рубашки и пары белых чулок, один из которых был разорван до середины икры. Повернувшись боком, она почти соскользнула с простыней, опустив голову на пол, груди внушительных размеров отвисли чуть ли не до плеч. Они слегка вздымались, так что она была жива, но я все равно проверил ее дыхание. Уж не знаю, за какие такие грехи к ней прицепилось прозвище Барахолка, но это была именно она, Лиза, девушка с вечеринки у Сьюзен.
Рассыпанные на ночном столике розовые и белые таблетки покоились в солидной горке кокаина. Дыхание Лизы было пугающе учащенным, и мне потребовалось некоторое время, чтобы привести ее в чувство. Ее веки затрепетали, а глаза забегали по кругу, прежде чем сфокусироваться на мне.
— Кто ты? — спросила она, а затем снова «отъехала».
Хорошенькая, но не прямо-таки высший класс; как раз такие наиболее востребованы в порноиндустрии — все-таки с идеальной внешностью туда редко попадают. Возможно, я корчил из себя сноба — другой бы сказал, что деваха хоть куда. Немного полноватая, черты лица резковаты, но грудь и задница на месте. Кто-то хорошенько ею воспользовался, после чего ушел, нимало не заботясь о дальнейшей ее участи.
По коже Лизы стекал пот. Она сопела, сжав между ног подушку. Я затащил ее назад на кровать, уложил поудобнее голову. Изо рта у нее пахнуло рвотой, на коленях и бедрах я заметил свежие синяки. Когда я натянул на нее испачканную губной помадой простынь, она стала похожа на невинную девочку-подростка. Я чувствовал себя лет на десять старше ее. Возможно, именно столько лет нас реально с ней разделяло.
Я заглянул в шкаф из кедра, осмотрел наряды — черно-белый кружевной костюмчик горничной с чепчиком и фартуком, синяя полицейская униформа и юбка с рискованным разрезом, наряд медсестры, больше похожий на ночнушку, цельный кожаный комбинезон со стальными заклепками и болтающимися цепочками.
Дом Линды стоял примерно в двух милях к востоку отсюда — достаточно близко, чтобы вызвать острую боль под сердцем. Я вообразил ее в полицейской униформе, в низко надвинутой фуражке, верхом на мне, с дубинкой на бедрах.
Сев за компьютер, я открыл каталог на жестком диске и начал просматривать файлы в поисках чего-нибудь, что могло бы иметь отношение к Сьюзен, Саттеру или Хартфорду. На экране мелькали каталоги и описи товаров, названия фильмов и расходы, розничные и оптовые цены. Ни списков рассылки, ни имен. Скрипнув зубами, я продолжил поиски. Моя собственная ярость мешалась с призрачным гневом Сьюзен, накидывая на глаза кровавую пелену. Сейф — хотя, скорее, просто несгораемый шкаф — оказался заперт; я порылся в столе и нашел отвертку под чьими-то шортами, вогнал ее в замок и попытался отжать верхнюю секцию. Отвертка согнулась, переломилась пополам. Сердце стало биться тяжелее, мигрень вдруг усилилась. Я схватил ножницы и проделал то же самое. Ножницы тоже сломались. Шипящая ядовитая гадина кольцами обвила спинной мозг; дух отца встал вплотную, давая непрошеные советы. Я отогнул уголок вкладного фасада ящика на пару дюймов — вполне достаточно, чтобы ухватиться пальцами покрепче, — уперся и потянул его на себя изо всех сил. Лежа на кровати, Лиза стонала, будто напрягаясь вместе со мной. В конце концов я сломал замок, вылетевший из паза с таким звуком, будто пальнули из пистолета.
В первом ящике ничего не лежало.
Без замка открыть остальные ничего не стоило. Второй и третий — пустые. Четвертый был набит сценариями — я злобно присвистнул, отметив большое количество диалогов. В самом последнем лежали пять видеокассет с названиями вроде «Почтальон всегда кончает дважды» и «Домой разврата нет». На всех — логотип студии «Красное полусладкое».
Я выбрал кассеты наугад и быстро прокрутил их; узнал официантку из клуба «Мост» в сетчатых чулках и одного из вышибал в кадре, более —
В перерывах между просмотрами я проверял окно, чтобы убедиться, что никто пока не нагрянул. После последнего видео я выключил телевизор, откинулся на спинку стула за кроватью с Лизой и задумался, как быть дальше.
Когда я повернулся, она пристально смотрела на меня.
Ее брови озадаченно хмурились, дыхание стало ровнее. Она с усилием приподняла голову с подушки.
— Я помню тебя. — Ее голос звучал по-старушечьи хрипло. — Ты убил Сьюзен. — Она дважды моргнула. Ее веки нашли в себе силы остаться полусмеженными. — Что ты забыл тут? — С трудом сглотнув, она высунула кончик языка сквозь губы. Как будто веря, что каким-то образом сказанное возымеет власть надо мной, Лиза презрительно усмехнулась, поводя плечами. Ее язык то появлялся, то исчезал за зубами, как выпрыгивающая из воды рыба. — Ты и меня пришел убить? — Она расхохоталась; горькие злобные смешки вскоре утонули в судорожной икоте. Вытянув указательный палец и ткнув им куда-то в пол, она произнесла: — Ну тогда пошли в подвал.
Глава 12
Утратив благодаря мне и очнувшейся Лизе атмосферу полной опустошенности, дом все же не стал живее — он так и остался искусственным во всех своих проявлениях, будучи просто фальшивкой-декорацией, целлулоидным миром, где проходили съемки видео для извращенцев — проходили с куда большими усердием и искусностью, чем можно было заподозрить, глядя на брошенную Лизу.
Нет, моей жертвой был не Саттер. Сьюзен не держала на него зла. Я и представить себе не мог, что Саттер настолько недалек, чтобы сделать частью своей индустрии нечто подобное. Уж он-то не позволил бы себе такого пренебрежения мерами предосторожности. Я спускался по ступенькам, думая о том, что Лиза осталась там, наверху, одна — в синяках, использованная и отброшенная, как прохудившийся презерватив.
Или как козел отпущения.
Д. Б. убивал детей в подвале, уже потом — относил на задний двор. В детстве я думал, что схожу с ума, когда слышал из вентиляции детские голоса. Гораздо позже, при виде того, что осталось от этих детей, я тоже чуть не лишился рассудка. Отец слушал мои истории и смеялся — хотя я знал, что его гложет страх. Он боялся Д. Б., но не боялся причинять мне боль.
Я крепко вцепился в перила.
По моему загривку будто проползла холодная змея. Никто не знал, что я здесь, — если только Зенит не сообщила кому-нибудь, после того как я ушел. Меня слегка подташнивало от приторной вони освежителя; ароматы вишни и ванили делали воздух удушливым, каким-то маслянистым. Благодаря головокружению какой-то фрагмент мозаики почти встал на место — но не совсем. Я понимал, что вывел Зенит из себя, зарекомендовал себя полнейшим безумцем — но также осознал и то, что она не была причастна к смерти Сьюзен. Зенит мне сразу понравилась, но заключать с ней контракт на звукозапись я не стал бы.
Ведьмовское хихиканье Лизы наверху разогнало ледяную водицу по моим венам. Я должен был выяснить, что находится в подвале.
У меня были свои подозрения.
Я взялся последовательно проверять все двери на первом этаже, пока не обнаружил нужную. Слева, высоко на стене размещался щиток с выключателями, освещая длинную лестницу со ступенями, покрытыми дорогим ковром. Обшитые панелями из сосны стены и полированные латунные перила спускались вниз, в просторное помещение.
Сойдя в подвал, я попал в нечто среднее между детской комнатой и фетиш-залом. «Детская» часть помещения напомнила мне о брате, о всех связанных с ним кошмарах. Тут большое зеркало для самолюбования занимало всю дальнюю стену, отражая стулья, тумбу в форме сердца, кровать, столы с резиновой обивкой, кожаные ремни, наручники и штуки странного вида, назначение которых я попросту не понимал. Обстановка выглядела приятно, но вместе с тем — болезненно. Я всегда считал себя человеком с богатым воображением, но для того, чтобы ориентироваться в здешнем инструментарии, мне явно не хватало знаний. На глаза мне попалось устройство, спроектированное, похоже, для того, чтобы разместить в нем сразу трех человек спинами друг к другу и насадить их почками на острые крючки из хирургической стали; иное применение попросту не шло на ум.