Осколок Империи
Шрифт:
Джезус Пиетро взялся руками за голову подозреваемого и повернул ее, чтобы заглянуть в ухо. Тело тоже повернулось — вяло, пассивно.
— Я ничего не вижу.
— Когда мы попытались удалить приспособление, оно испарилось. То же самое произошло и с приспособлением пожилой женщины. Прибор девушки по-прежнему на месте.
— Хорошо. — Он наклонился, чтобы посмотреть.
Глубоко в левом ухе, слишком глубоко, чтобы это можно было достать пальцами, находилось нечто черное с розовым ободком под цвет кожи. Он сказал: — Принесите микрофон.
Медик передал
— Укрепите его, — сказал Джезус Пиетро. Врач повернул девушку на бок и приклеил микрофон к ее голове клейкой лентой. Треск прекратился, и внутренность фургона наполнилась звуком глухих ударов крови в артериях.
— Давно ли кто-нибудь выходил?
— Эти двое, сэр. Около двадцати минут назад.
Дверь фургона открылась, чтобы принять двоих мужчин и женщину, лежащих без сознания на носилках. У одного из мужчин был слуховой аппарат.
— По всей видимости, у них нет специального сигнала, чтобы предупредить об опасности, — сказал Джезус Пиетро. — Глупо. — Вот если бы он руководил «Детьми Земли»…
Он бы высылал второстепенных членов в качестве приманки. Если бы первые не вернулись обратно, он бы посылал других через произвольные интервалы, в то время как лидеры пытались бы скрыться.
Скрыться, но где? Его люди не нашли никаких запасных выходов, акустическая разведка не обнаружила тоннелей под землей.
Прошло несколько секунд, прежде чем Джезус Пиетро заметил, что из динамика слышен голос. Звук был слишком тихим. Он быстро прижал ухо к громкоговорителю.
— Оставайтесь, пока вам не захочется уйти, тогда уходите. Запомните, что это обычная вечеринка в стиле «открытых дверей». Тем не менее те из вас, у которых нет никаких важных сообщений, должны уйти до полуночи. Те, кто хочет поговорить со мной, должны использовать обычные каналы. Запомните, не пытайтесь извлечь приборы из ушей, они самоуничтожаются в шесть утра. А теперь развлекайтесь!
— Что он сказал? — спросил врач.
— Ничего важного. Хотел бы я быть уверен, что это был Кейн. — Джезус Пиетро коротко кивнул врачу и двум полицейским. — Продолжайте, — сказал он и вышел в ночь.
— Почему ты ушел? Как раз становилось интересно.
— Ничего интересного не было, и мой бокал опустел, и, кроме того, я надеялся, что ты пойдешь за мной.
Полли засмеялась:
— Ты, должно быть, веришь в чудеса.
— Верно. А почему ты ушла?
Окруженные морем людей, погруженные в водопад голосов, Полли и Мэт все же ощущали некоторое уединение. Воспитание и отсутствие интереса не позволили бы кому-нибудь подслушивать их. Кроме того, все разговаривали, а, как известно, сосредоточиться на двух разговорах одновременно невозможно. Они как будто бы находились вдвоем в комнате, стены которой состояли из спин и локтей, в комнате, такой же маленькой и уединенной,
— Я думаю, что Джей помешался на парапсихологии, — сказала Полли. Она не ответила на его вопрос, и это было для Мэта большим облегчением. Он хотел ускользнуть незамеченным из компании Худа. И ему это удалось. Но Полли, присоединившись к нему, была какой-то новой, не такой, как раньше, и ему нравилось пытаться угадать мотивы ее поступка.
— Он всегда так разговаривает?
— Да. Он думает, что если бы мы только… — она остановилась. Девушка с секретом. — Забудь о Джее. Расскажи мне о себе.
И он говорил о шахтных червях, и домашних делах, и о школе в девятом секторе плато Гамма, и он рассказал о дяде Мэте, который погиб из-за того, что был мятежником, но она не попалась на крючок. А Полли рассказывала о том, как она росла в сотне миль отсюда рядом с Университетом колонии, и описывала свою работу на Передающей Энергостанции плато Дельта, но ни словом не обмолвилась о своем слуховом аппарате.
— Ты похожа на девушку с секретом, — сказал Мэт. — Я думаю, это из-за улыбки.
Она придвинулась к нему так, что тела почти соприкасались, и понизила голос:
— Ты умеешь хранить секрет?
Мэт улыбнулся одной половинкой рта, чтобы показать, что он понимает, к чему она клонит. Она все же сказала это:
— Я тоже умею.
И это было все. Но она не отодвинулась от него. Они улыбались друг другу с расстояния, в несколько дюймов, стоя лицом к лицу, наслаждаясь в это мгновение тишиной, которая человеку, жившему раньше, показалась бы эпицентром воздушного полета. Она была очаровательна, Полли. Ее лицо было одновременно и соблазнительно и опасно; ее фигура, маленькая, гибкая и по-женски соблазнительная, пульсировала с грацией танцора под свободным зеленым свитером. Какое-то мгновение Мэт смотрел молча в ее глаза и чувствовал себя очень хорошо. Это мгновение прошло, и они стали разговаривать о пустяках.
Течение толпы перенесло их через половину комнаты. Один раз они протиснулись обратно к бару, чтобы наполнить бокалы, и затем снова позволили толпе нести их. В постоянном шуме было что-то гипнотизирующее, и это могло бы объяснить, почему традиция многолюдной попойки насчитывала уже более пятисот лет, — многотонный фоновый шум уже давно использовался в гипнозе. Время перестало существовать, и наступил момент, когда Мэт понял, что он предложит Полли пойти к нему домой и что она согласится.
Ему не представилось для этого возможности.
В лице Полли что-то изменилось. Она, казалось бы, прислушивалась к чему-то, что могла услышать только она. Слуховой аппарат? Он уже был готов притвориться, что ничего не заметил, но для этого ему тоже не представилось возможности. Потому что внезапно Полли стала двигаться прочь, исчезая в толпе, но не так, как будто бы она спешила, а как будто бы вспомнила о чем-то, что обещала сделать, какую-то пустячную вещь, о которой должна была позаботиться немедленно. Мэт попытался последовать за ней, но людское море сомкнулось у нее за спиной.