Осколок Империи
Шрифт:
На экране появился Джерриберри Янсен с высоко поднятой камерой.
— Это Барри Джером Янсен. Он сообщил нам о происшествии…
Женщина размахнулась и ударила полисмена сумочкой. Он упал, всплеснув руками…
— …и охарактеризовал происходящее как погром в докладе вот этому человеку…
Показали Бейли за рабочим столом. Джерриберри вздрогнул. Предстоит еще отчитываться перед Бейли и объяснять, куда делась камера. Джерриберри заснял неплохой материал, кое-что из этого попало на экран. Можно рассчитывать на парочку премий… которые уйдут на возмещение стоимости камеры…
— …Джордж
Снова на экране возникло квадратное смуглое лицо комментатора.
— И тут будто бомба взорвалась. Население Мэлл катастрофически увеличилось, и люди принялись ломать и крушить все вокруг. Почему?
Уош Эванс подарил зрителям свою белозубо-сигаретную улыбку.
— Мне кажется, что есть люди, которым нравятся погромы.
Джерриберри склонил голову набок. Это что-то новое.
— Это может показаться смешным. В самом деле, кому нужен погром?
Уош Эванс стал считать, загибая длинные, подвижные пальцы с розовыми ногтями:
— Во-первых, чтобы остановить то, что названо погромом, требуется больше полицейских. Во-вторых, нужно больше репортеров. В-третьих, всякому, кто хочет известности…
За спиной Уоша Эванса из моря голов вынырнули плакаты. Появилось женское лицо, придвинулось так близко, что остался только рот, который крикнул: «Даешь электрический кайф!»
— Всякому, кто хочет что-то сказать, кому нужно, чтобы его слышала общественность. Постой-погоди, здесь репортеры! И камеры! И известность!
Сцена за спиной Эванса сменилась. Из телепортационной кабины вышла Анжела Монк! Анжела Монк, актриса порнокино, очень красивая, в платье из сетчатой ткани с крупными ячейками, очень самоуверенная в ту долю секунды, которая прошла, прежде чем актриса поняла, куда попала. Она попыталась заскочить обратно в кабину, ей ведь не заплатят за это «выступление». Толпа заревела; чьи-то руки открыли дверь кабины и выволокли «звезду» на улицу…
— …Кроме того, есть люди, которые ни разу в жизни не видели настоящего погрома. Таких тоже было немало на Мэлл. Что они теперь думают о случившемся — отдельный вопрос. Впрочем, они не составляют большинства. Ну, много ли наберется дураков, которые побегут смотреть погром? Но они побежали! Со всех концов Соединенных Штатов и из других стран сбежались дураки. И чем больше их становилось, тем гуще делалась толпа на Мэлл, тем громче кричала, тем легче было действовать мародерам. — Эванс загнул последний палец. — Мародеры тоже устремились на Мэлл со всех сторон. Сейчас ведь можно попасть куда угодно — это легче, чем чихнуть.
За спиной Уоша Эванса по-прежнему сменялись кадры. Разлетались вдребезги витрины, завывали сирены. Метался над головами вертолет компании «Си-Би-Эй». Обезьяноподобный верзила тащил краденые телевизоры.
Эванс рассудительно продолжал:
— Вот что получается: полицейский громко высказал подозрение, разъездной корреспондент назвал незначительный скандал погромом…
— Боже милостивый! —
— Меня тоже обвиняют, — сказал Джордж Бейли.
Он пригладил руками волосы — жирные, длинные седые космы, растущие вокруг загорелой лысины.
— Ты второе звено в цепи, я третье. Найти бы ту тетку, что прибила полисмена!
— Ее не задержали?
— Где там, и след простыл… Ну и вид у тебя, Янсен!
— Надо было переодеться. В этом костюме я пережил погром! — Джерриберри вымученно засмеялся. — Спасибо, что подождали меня. Ваша смена, наверное, давно закончилась.
— Я не ждал специально. У нас было заседание. Минут двадцать как освободились. Проклятый Уош Эванс! Слышал его?
— Кое-что…
— Уже не один режиссер хочет его со света сжить. Предлагали самые разнообразные проекты… Ты был у врача?
— Зачем? Я не покалечился, только устал и проголодался… Камеру вот потерял.
— Радуйся, что жив остался!
— И то верно.
Джордж Бейли посуровел:
— Мне очень неприятно говорить тебе это, но компании придется расстаться с тобой, Янсен.
— Что-что? Вы меня увольняете?
— Да. Под давлением общественности. Не стану сглаживать углы. Выступление Эванса пролило свет на случившееся. Похоже, что ты спровоцировал погром. Хорошо еще, если все кончится только увольнением.
— Это не я!
— Ты, ты. Подумай хорошенько, — Бейли прятал глаза. — И моя вина здесь есть. Меня тоже могут уволить.
— Постойте, — Джерриберри запнулся, помолчал, снова заговорил, — погоди минутку. Если я правильно понял то, что ты говоришь, то как быть со свободой прессы?
— Мы думали об этом…
— Я ничего не преувеличил. Я сказал, что случился скандал, а когда скандал превратился в погром, я сказал — погром. В чем я солгал? Когда?
— Видишь ли, — голос Бейли звучал устало, — ты сознательно выбирал, что снимать. Ты направлял камеру туда, где безобразничали, а я отбирал самые яркие сцены. То, что у нас получилось, напоминало небольшой погром. Сплошная драка! И все, кому захотелось посмотреть небольшой погром или принять в нем участие, заскочили в телепортационные кабины и отправились на Малл. Эванс точно сказал. И через полминуты маленький погром вырос в большой. Знаешь, что говорили на заседании? Предлагали запретить свежие новости. Принять закон о том, что сообщать о событии следует лишь через двадцать четыре часа после того, как оно произошло. Что может быть глупее? Десять тысяч лет люди делали все, чтобы передавать новости дальше и быстрее, а теперь… Черт возьми, Янсен, я не знаю, как быть со свободой прессы. А погром продолжается, и все обвиняют тебя. Ты уволен.
— Спасибо! — Джерриберри собрал последние силы и выскочил из кресла.
Бейли двигался так же быстро, но к тому времени, как он обошел стол, Джерриберри был уже в телепортационной кабине и набирал код.
Джерриберри шагнул в темную теплую ночь. Он чувствовал себя несчастным, усталым и больным. Одежда была измята, изорвана, пропиталась потом. Было два часа утра. Вслед за Янсеном из телепортационной кабины вышел Джордж Бейли.
— Так и знал. Слушай, Янсен, давай поговорим, как разумные люди.