Оскорбление

Леоненко Оливер Дмитриевич

– Сортировочную. Мы ждали поезда на Оренбург. Кто-то пустил слух, что по уцелевшей ветке пустили дополнительный состав, - словно внутри рухнула плотина, и он говорил быстро, взахлеб.
– Срочники не пускали к платформам, стреляли в воздух. В зале ожидания раздавали гуманитарку. Отдал паек какой-то женщине. Собирался дождь. Я зашел под навес. Услышал сирену, все заметались. Мы бежали к поездам. Рядом что-то грохотало, солдаты тоже куда-то бежали. Потом был грохот, поезда загорелись. Я бросился к вокзалу, он тоже горел. Дальше урывками. Помню, лежал на бетоне, было очень душно. Увидел в небе их машину, одну из тех, малых. Прикинулся мертвым. Дальше не помню, - он остановился.

Гоблин медленно

покачал головой, по его шерсти прошла переливчатая волна. Очень человеческим жестом поднес ладонь ко лбу.

– Говорить Плохое сказать, сказать. Но я - проверить. Говорить Плохое - не говорить ложь, ич-чит– тл!
– из пасти гоблина вырвался поток чирикающих щелчков-цоканья.

– Ты...
– прервал он гоблина.
– Ты - один из них?

Создание зашипело.

– Говорить Плохое? Нет, нет, нет. Я - друг. Ли-ча– человек - друг. Земля - Кья-Ал– друг. Приходить Говорить Плохое, ичивалла тиа...
– гоблин вновь потер лоб.
– Я - говорить смеяться ты? Понять - тяжело. Говорить - тяжело. Раньше легче. Ты видеть, слышать, понимать. Говорить раньше легче. Но они - страх, большой страх, - гоблин показал зубы.
– Сказать - говорить так, мешать понимать. Я - знать ты говорить мало, и я понимать мало, не сказать! Большой страх Говорить Плохое, большой надежда!

– Надежда?
– выхватил он единственное слово из этого потока бессмыслицы.

– Надежда, - гоблин оскалился, взъерошил шерсть, и по сторонам от него брызнули зайчики переотраженного серого свечения.
– Надежда Земля. Надежда Кья-Ал. Надежда жить.

Он безуспешно и безнадежно попытался собраться с мыслями.

– Что со мной? Ничего не чувствую...

– И не видеть. Хорошо, - гоблин наклонил голову, уставясь ему куда-то под ноги.
– Раньше - и быть лучше. Сейчас - как куча чит– тли! Они говорить - скоро быть лучше. Ты жди. Время быть. Очень много время. Говорить Плохое только говорить быстро. Идти - долго. Очень долго идти от звезда до звезда, ич-чит– тл!
– гоблин вновь защелкал.

– Между звездами?
– повторил он, словно автомат.
– Где... где мы?

Казалось, из гоблина выдернули затычку. Он весь как-то обмяк, сгорбился еще больше, опираясь на древко копья.

– Далеко. Очень далеко. Больше не Канзас - так ты говорить?

Какое-то время оба молчали.

– И... что с нами будет?

– Будет?
– гоблин словно покатал во рту новое слово.
– Будет - ты спасать Земля. Я спасать Круг Говорить, Кья-Ал. Если - будет. Если ты - помочь.

– Если я помогу?
– медленно, неуверенно пробормотал он.

– Ты - помогу, - снова очень-по человечески наклонил гоблин голову.
– Много - нет нужно. Только ты - опять умереть. Но не очень много раз.

Конструкция заметила врага на расстоянии двадцати восьми астрономических единиц и поняла, что обречена.

Противник, будто низкосенсорный воин в высокоэнергетическом ландшафте, хорошо рассчитал свой удар, укрыв проекцию траектории на конструкцию в излучении звезды. Но конструкция обладала некоторым массивом пленочных интеллектуальных зондов, преследующих и обгоняющих цель в ее орбитальном движении, и они в конце концов отследили узкую полосу свечения рекомбинации ионизированных атомов солнечного ветра, увенчанную россыпью точечных теплых дробинок. Хотя скорость, набранная противником,

и оставляла конструкции больше девяти часов на ответные меры - что на полчаса с лишним превосходило срок, отпущенный противнику - она приближенно, насколько позволял ее невеликий и тщательно замаскированный сенсорный объем и мыслительная мощность, прикинула массовые и скоростные возможности противника, и осознала, что ни развернуть полноценную защиту, ни выйти из конуса атаки не сможет.

Это было неудивительно. Конструкция не встречалась ранее с противником, но хорошо представляла его способ охоты, как и он знал ее оборонительные возможности. Она понимала, что мощь породившего ее целого достаточна, чтобы от врага осталось сильно ионизированное воспоминание и бороздящие пространство жалующиеся тени. Именно поэтому враг никогда не рискнул бы встретиться лицом с лицу с ее источником и прародителем, предпочитая скрадывать добычу по охраняемым ее братьями окраинам империи. И в этом преуспел.

Тем не менее, кое-что она могла сделать.

Пучок электромагнитных волн прошел сквозь центр массовой пульсации, за половину двухквинтиллионной доли йотасекунды передав могущественному источнику зов. Не о помощи, на нее конструкция не рассчитывала. И не о возмездии, даже оно пришло бы слишком поздно. Конструкция всего лишь кратко сообщила о нападении врага, и добавила основные сведения о своей работе за истекшие тысячелетия. После чего разослала по удаленным запоминающим пленкам, достаточно малым, чтобы надеяться не привлечь внимания противника, более подробную версию доклада, сопроводив ее относительно крупными фрагментами своей идентичности. В будущем, знала конструкция, когда враг покинет систему и работа в ней возобновится, они послужат исходным материалом для создания ее преемника, и этот факт служил конструкции скромной дополнительной мотивацией.

А затем конструкция начала перегруппировку своей гештальт-сферы. Она не была совсем уж беззащитна - ее хорошо подготовили для перехвата вражеских разведчиков, на околосвете проносящихся через систему, для поиска и уничтожения дремлющих в кометных ядрах падальщиков, выдающих себя лишь крохотными струйками остаточного теплосброса. Но тот жалкий боевой рой, что конструкция успевала отпочковать за отведенное ей до битвы время, был бессилен даже против вражеского авангарда - а далеко впереди она уже различала тормозное излучение основного противника, многократно превосходящего ее и по динамике, и по боевой массе.

Впрочем, конструкция не считала сопротивление бесполезным. Готовность сражаться до последнего сама по себе ложилась на весы - вынуждая противника расходовать дефицитную боевую массу на почкование арьегардного роя, отправку разведчиков, и быть может - заставляя его уклониться от атаки на системы, занятые ее собратьями по источнику. Так что конструкция выдвинула восемь перехватчиков в двухстенном строю к границе гештальт-сферы, и окружила себя четырьми баклерами, спокойно и храбро готовясь к последнему безнадежному бою.

С чувством скромной гордости и хорошо исполненного долга осознавая, что только что обрекла на гибель семь миллиардов землян.

Бой продолжался менее полусекунды.

Он был коротким, ярким и безжалостным. На расстоянии семидесяти миллионов километров враг развернулся в боевую колонну. Траектории четырех разведчиков прошли по краям конуса атаки, и конструкция хлестнула по ним мощным рентгеновским клинком, не желая лишний раз выдавать позиции перехватчиков. Распахнулся первый перехватчик, и к конструкции устремился огненный дождь из плазменных пучков, которыми обратились три вражеских шпаги. Но четвертым шел контрперехватчик, и диск нестерпимой яркости на долю секунды отделил врага от конструкции. Перехват, перехват, контрперехват... И три антипротонных молота сработали синхронно, испепелив и вторую стену, и последний выживший перехватчик фронта. Полыхнули молнии магнитоплазменных баклеров, полыхнули сами баклеры, встречая собой гамма-клинки.