Ослепительный нож
Шрифт:
– Ха! Поле мёртвое полно коней бесхозных, - осклабился татарин.
– Не всех ещё крестьяне поймали.
Лесная дева погладила проворного по глянцевой макушке:
– Якши, якши! Дюдень встрепенулся:
– Что якши?
Раина сняла руку с головы татарина:
– А просто так якши…
Тот призадумался. На следующем постоянии стал внушать Раине и боярышне:
– Чачван - завеса осторожности. Каждая женщина должна иметь завесу между собой и нами, - ударил себя в грудь.
–
– Ты лучше господина своего по-русски изъясняешься, - уставилась на коротышку Всеволожа.
Раб, Как божок восточный, закачал бритой головою:
– Был в плену.
Раина, выслушав хвалу чачвану, не смогла сдержаться:
– Нет, Дудень, всё ж ты дурень!
Под звон колоколов татары Ачисана въехали в Москву. Звон был похоронный. Погребали павших в «суздальщине». Так прозвали рать несчастную с царевичами на Нерли.
На въехавших глядели с ненавистью. Двое посадских рассуждали:
– Татарок для себя везут!
– Над московлянками не станут сильничать… Люди Ачисана въехали в Кремль, презрев людское недовольство. Отряд остановился у Пречистой перед великокняжеским дворцом. Стражники хмуро отвернулись от вида белого полотнища на древке. Тяжёл был мир! Невесть чем кончится…
Впервые Ачисан обратил взор к Евфимии, поманил пальцем:
– Идём!
Раину оттолкнули. Дюдень сам остался.
Сорвав чачван, Евфимия пошла среди татар.
Дворец шуршал движением. Их, видно, ждали.
Войдя в Престольную палату, она увидела княгинь великих, Витовтовну и Марью Ярославну, а рядом - Юрья Патрикеича, Василья Ярославича Боровского, Можайского Ивана, ещё кое-кого из ближних. Стало быть, Ярославич благополучно покинул поле битвы при разгроме, спасённый же Иван пришёл в здоровье. Оба, увидав Евфимию, уставились во все глаза.
– Вот!
– крикнул Ачисан, небрежно протянув тельник Василия княгине-матери.
Рука Витовтовны плясала в воздухе. Крест взяла Марья.
– Вот!
– схватив за руку боярышню Евфимию, Ачисан подвёл её к Витовтовне.
– Вам - наша пленница.
Старуха пала головой на перси Всеволожи и разрыдалась.
Как будто этого ждала и Марья Ярославна - разревелась в три ручья.
– Наш государь, - сказал Иван Можайский мрачно, - ваш пленник. Что сие значит?
Ачисан глумливо усмехнулся:
– Он - наш пленник!
– На Москву пойдёте?
– плачным голосом воскликнула Софья Витовтовна.
Татарин развернулся на высоких каблуках, ни слова не сказав, покинул Престольную палату - только стук по лестнице.
Все бурно зашумели, плотно окружили Всеволожу.
– Улу-Махмет идёт к Москве!
– Не может статься. Казанцы победили, но потрёпаны…
– Евфимия
– Где Драница? Где Долгоглядов?
– прежде всего спросила Всеволожа Боровского с Можайским.
– Оба на Москве, - сказал Василий Ярославич.
– Родной мой братец вместе с государем полонён, - горевал Иван Можайский о брате Андрее.
– Здоров ли он, целёхонек ли? А, Воложка?
– Утешься, князь Верейский цел, - сказала Всеволожа.
– Плещеев Андрей Фёдорыч изрядно оглушён…
– О, брат двоюродный!
– закрыл лицо руками Михаил Борисович Плещеев.
– У государя на челе тринадцать ран, - продолжила Евфимия.
– Одна рука прострелена, другая же лишилась трёх перстов. Плечи и грудь, спасённые доспехами, целы, однако сини, как сукно.
– Сын мой единственный!
– вопила старая княгиня.
– Вернуть татар! Сечь головы!..
– Вот тут-то, матушка, казанский царь и в самом деле обступит нас, сожжёт Москву, - заметил Юрий Патрикеич.
– Ладно, - отмахнулась Софья и обратилась к Всеволоже: - Пойдём, Евфимья, отведу на опочив, ты настрадалась выше меры…
– У крыльца ждёт моя сенная девушка, - остановилась Всеволожа, выйдя из Престольной.
– Её не взяли во дворец.
– Не полошись. Покличем. Приведём, - пообещала Софья.
Однако кликнули по её знаку не Раину, а постельницу Меланьицу. Та отвела измученную путешественницу в баню, угостила трапезой, устроила в одрине окном в сад. Евфимию смутила малость в этом неожиданном угостье: помещена она в глухом крыле дворца. При ней одрина прибиралась, обеспыливалась и проветривалась.
– Почему здесь? Меланьица смутилась:
– Матушка великая княгиня рассудила: здесь покойнее.
Раину так и не нашли.
Чуть отдохнув, боярышня решила сама пуститься в поиски. Толкнула дверь… Ан, заперто!
К чему бы держать гостью взаперти? Чтоб не обеспокоил посторонний? Обнаружила, что предварительно поставлена посуда на ночь. Значит, до утра не отопрут. О Боже! Зачем чванливый Ачисан привёл её в Престольную палату? Зачем сдал на руки Витовтовне? Зачем не отпустил в застенье? Нашли б они с Раиной способ достигнуть Нивн.
Чем дольше размышляла Всеволожа, тем крепче убеждалась: сама виновница случившегося! Надо бы оговорить с Ханифом своё освобождение до тонкости. Вельможа счёл, что она ближний государев человек, коль ратилась бок о бок с ним. Вот и сдали пленницу с рук на руки его жене и матери. Однако каково болеет лицемерием Витовтовна! На людях слаще мёда, наедине же злее яда…
Всеволожа принялась стучать. Дверь, как стена, не чувствовала девичьих ударов. Однако же они слышны. Пришла в конце концов Меланьица… Стоит за дверью. Дышит шумно.