Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV–ХХ вв.

Бальфур Джон Патрик

Город был плотно окружен в течение семи месяцев. Затем Баязид снял осаду, но на еще более жестких условиях, чем раньше. Император Мануил был вынужден согласиться на учреждение в пределах городских стен исламского суда и выделение мусульманским поселенцам одного из кварталов города. Половина порта Галата на противоположном берегу Золотого Рога была отдана для размещения турецкого гарнизона численностью шесть тысяч человек. Помимо возросшей дани османы потребовали десятину с виноградников и участков для выращивания овощей, расположенных за городскими стенами. С этого времени призывы к молитве, звучавшие с минаретов двух мусульманских мечетей, стали слышны по всему городу, который османы стали именовать Стамбул – искаженное греческое is tin poli, «к городу».

Баязид продолжал блокировать город

со стороны суши. Двумя годами позже он снова подвергся нападению, по наущению и при поддержке османских войск, молодого Иоанна Палеолога, племянника Мануила, который не без оснований объявил себя законным наследником трона. Но атака была отбита. В 1395 году Баязид позволил себе, как «наследнику Цезаря», провести в Сересе суд, на который он вызвал, среди других вассалов, императора, его брата и племянника и, повинуясь порыву, приказал умертвить всю семью Палеолог. Приговор был отменен, благодаря великому визирю Али-паше, который откладывал его исполнение до тех пор, пока султан не передумал и не согласился на компромисс – отрубить руки и выколоть глаза нескольким византийским сановникам. Мануил II, таким образом, продолжал править и проявил себя достаточно умелым правителем.

А тем временем внимание Баязида привлекла новая угроза со стороны короля венгров Сигизмунда. Раздраженный набегами османов и угрозами от их крепостей на Дунае, он начал добиваться поддержки от западных христианских держав нового Крестового похода, чтобы пойти «против турок, к их ущербу и разорению». Мурад всегда был крайне осторожен между кампаниями, чтобы избегать ненужного провоцирования христианского мира, силу которого он не приуменьшал. Баязид был менее осмотрительным в своей политике по отношению к христианам. Претенциозный от природы, он надменно объявил итальянским послам в начале своего правления, что после завоевания Венгрии он совершит поход на Рим и накормит своего коня овсом на алтаре собора Святого Петра. С той поры, представляясь главным защитником ислама, он продолжал открыто заявлять о своих агрессивных намерениях в отношении христианства.

Именно подобные угрозы только побудили Сигизмунда попытаться организовать Крестовый поход. Он не получил реальной поддержки пап – они только пожелали ему успеха. Венецианцы проявили уклончивость, не доверяя венграм еще больше, чем османам; генуэзцы лишь конкурировали с венецианцами за торговые льготы от Баязида, а Неаполь и Милан поддерживали с османами дружественные контакты. Таким образом, чтобы найти желающих участвовать в кампании «по изгнанию турок из Европы», Сигизмунд был вынужден направить своих эмиссаров во Францию, ко двору страдавшего приступами безумия короля Карла VI. Дядя короля, герцог Бургундский, заявил о готовности, хотя и по личным мотивам, поддержать смелое предприятие, обещая Сигизмунду вооруженный отряд рыцарей и наемников под командованием своего юного сына графа Неверского.

Призыв Сигизмунда нашел широкий отклик в феодальной Европе. Момент был исключительно благоприятным – окончилась Столетняя война, и в Священной Римской империи установился мир. Под знамена Сигизмунда встали не только французы, но и знатные рыцари из Англии, Шотландии, Фландрии, Ломбардии, Савойи и всех частей Германии, а также авантюристы из Польши, Богемии, Италии и Испании. В последний раз в истории вместе собралась элита европейского рыцарства, чтобы принять участие в Крестовом походе, столь же светском, сколь и религиозном, имевшем целью остановить молниеносное продвижение Баязида и раз и навсегда изгнать турок с Балкан. Так «интернациональная» армия, составленная из собственных войск Сигизмунда, контингентов рыцарей с их эскортом и отрядов наемников, общей численностью в несколько сотен тысяч человек, собралась в Буде в начале лета 1396 года. Это была крупнейшая армия христиан, когда-либо противостоявшая «неверным». К тому же она имела дополнительную поддержку со стороны флота, укомплектованного гос питальерами, венецианцами и генуэзцами, находившегося в Черном море в районе устья Дуная, который позже должен был подняться вверх по реке.

Начиная с мая Сигизмунд ожидал вторжения Баязида в Венгрию с другого берега Дуная. Когда оно не состоялось и его разведчики не смогли обнаружить никаких признаков

врага, он отдал предпочтение оборонительной стратегии, рассчитанной на то, чтобы заманить турок в Венгрию и там атаковать их. Однако рыцари мечтали о большом и славном наступлении. Когда вторжение не состоялось, они поверили в своем незнании географии, что Баязид (которого они в любом случае путали с Амуратом, или Мурадом) рекрутировал войска «в Каире и Вавилонии», а сосредоточил их в Александрии и Дамаске. По их мнению, Баязид получил в свое распоряжение «под командованием и духовным напутствием халифа Багдада и Малой Азии» армию «сарацин и неверных», которая включала «людей из Татарии, Персии, Мидии, Сирии, Александрии и из многих других земель неверных». Если он не пришел, тогда они, как им мечталось, сами пройдут через владения турок вплоть до империи персов, «завоюют Сирию и Святую землю» и, по словам Фруассара, «освободят Иерусалим от султана и его врагов». Баязид же не пришел потому, что был занят осадой Константинополя.

Тем временем крестоносцы решили, что им «нет резона стоять без дела; они должны совершать боевые подвиги, поскольку именно в этом заключается цель их пребывания здесь». Итак, они отправились вниз по долине Дуная, достигли Оршовы, вблизи Железных ворот, и переправились через реку, на что ушло восемь дней. Венгры, не встречая сопротивления, рассеялись по Сербии, двигаясь вверх по долине Моравы, где они обнаружили хорошие вина, «налитые в бурдюки турками, которым по закону, под страхом смертной казни, запрещено пить их; и вместо этого они продавали их христианам». Они захватили Ниш с «великим убийством мужчин, женщин и детей. Христиане не жалели никого» – даже меньше, чем османы.

В Болгарии ворота Видина, первой крепости на Дунае, были открыты перед ними христианским командиром, и турецкий гарнизон был вырезан. Следуя далее вниз по реке, крестоносцы атаковали следующую крепость, Ряхово. В этом месте большой турецкий гарнизон, оказавшись лицом к лицу со всей христианской армией франков и венгров, сдался и основная масса населения, включая многих болгарских христиан, была предана мечу. Войска христиан соединились в общий лагерь перед ключевой крепостью Никополя, где все еще не было никаких признаков вторжения турецкой армии. Непредусмотрительные войска с Запада не привезли с собой осадных машин, а Сигизмунд подготовился только к оборонительной войне. Не обладая необходимой техникой, они расположились под стенами, надеясь голодом принудить город к сдаче.

Западные рыцари в отсутствие противника для схватки рассматривали всю операцию скорее как пикник. Они наслаждались женским обществом, винами и предметами роскоши, привезенными из дома, играли в азартные игры, перестав с присущим им высокомерием верить в то, что турки вообще когда-либо смогут быть для них опасным противником. Тем солдатам, которые осмеливались думать иначе, отрезали уши в наказание за пораженческие настроения. Одновременно все чаще стали возникать ссоры между различными контингентами, среди которых валахи и трансильванцы не считались надежными.

Никаких признаков появления Баязида не было еще шестнадцать дней. Но вот он внезапно, с привычной для него быстротой появился у стен города там, где дважды до этого одерживал победы, с армией, как сообщили Сигизмунду, из двухсот тысяч человек. Сигизмунд знал своего врага, был уверен, что с турецкой армией, прекрасно обученной, дисциплинированной и более подвижной, чем армия крестоносцев, нельзя шутить. Он настаивал на необходимости тщательно согласованного плана действий. Предварительная разведка была проведена опытным французским рыцарем де Курси, который наткнулся на подразделение турецкого авангарда в горном ущелье и нанес ему поражение, набросившись на врага с криками: «Дева Мария на стороне де Курси!» Этот успех вызвал всего лишь зависть других французских рыцарей, которые обвинили его в тщеславии. Сигизмунд пытался внушить им, что необходимо сохранять оборонительные порядки, дать возможность пехотинцам – венграм и валахам – сдержать первую атаку, в то время как кавалерия и наемники образуют вторую линию – для нападения или обороны. Это предложение привело французских шевалье в ярость, они посчитали, что венгерский король пытается присвоить себе «цветок славы дня и чести». Первыми в бой должны были вступить они.