Основа философии
Шрифт:
У коммуникации уравнивающая эпистемологическая функция. При посредстве коммуникации передаются общие понятия, смысловые контексты и готовые установки: «Das H"oren und Verstehen hat sich vorg"angig an das Geredete als solchen geklammert. Die Mitteilung «teilt» nicht den prim"aren Seinsbezug zum beredeten Seienden, sondern das Miteinandersein bewegt sich in Miteinanderreden und Besorgen. Ihm liegt daran, dass geredet wird. As Gesagtsein, das Diktum, der Ausspruch stehen jetzt ein f"ur die Echtheit und Sachgem"assheit der Rede und ihres Verst"andnisses. Und weil das Reden den prim"aren Seinsbezug zum beredeten Seienden verloren bzw. nie gewonnen hat, teilt es sich nicht in der Weise der urspr"unglichen Zueignung dieses Seienden, sondern auf dem Wege des Weiter- und Nachredens. Das Geredete als solches zieht weitere Kreise und "ubernimmt autoritativen Charakter. Die Sache ist so, weil man es sagt. In solchem Nach- und Weiterreden, dadurch sich das schon auf"angliche Fehlen der Bodenst"andigkeit zur v"olligen Bodenlosigkeit steigert, konstituiert sich das Gerede» [50] (пер. с нем.: «Слышание и понимание заранее привязаны к произносимому как таковому. Сообщение не «сообщает» первичного бытийного в отношения
50
Heidegger M. Sein und Zeit, T"ubingen. Max Niemeyer Verlag. 2001, S. 168.
Представление становится коллективной коммуникацией, при посредстве которой оно приобретает независимый характер по отношению к собственной сфере представлений индивидуума. В свете этого условного независимого положения коллективного представления может сложиться впечатление о реальном самостоятельном существовании общего понятия, являющегося предметом представления: «Der Bezug erh"alt aber durch die Umschaltung seiner auf eine Beziehung zwischen Vorhandenen jetzt selbst Vorhandenheits-charakter. Entdecktheit von… wird zur vorhandenen Gem"assheit eines Vorhandenen, der ausgesprochenen Aussage, zu Vorhandenem, dem besprochenen Seienden. Und wird die Gem"assheit nur mehr noch als Beziehung zwischen Vorhandenem gesehen, das heisst wird die Seinsart der Beziehungsglieder unterschiedslos als nur Vorhandenes verstanden, dann zeigt sich der Bezug als vorhandenes "Ubereinstimmen zweier Vorhandener» [51] (пер. с нем.: «Отношение через свое переключение на отношение между наличным приобретает теперь само характер наличности. Раскрытость чего-то становится наличной примеренностью одного наличного, высказывания, к другому, обговоренному сущему. И если эта примеренность рассматривается больше уже лишь как отношение между наличными, т. е. способ бытия членов отношения понят без различия как лишь наличное, то отношение кажет себя как наличная согласованность двух наличных»).
51
Ibid, S. 224.
§ 1.2.2 Определение понятийной конфигурации
Интересные примеры выделения структурных явлений дает анализ собирательных слов, обозначающих животных. В русском языке имеются понятия «стая», «стадо», «табун» и «рой», которые обозначают группы животных, относящихся к разным видам, и учитывающих поведенческие особенности животных. Например, группу жвачных животных обозначают словом «стадо». Но среди жвачных животных есть «привилегированное сословие», которое обозначают словом «табун». Речь, конечно, идёт о лошадях. Зато, например, волкам и обезьянам приходится уживаться с птицами и рыбами в пределах понятийного поля слова «стая». Скорее всего, это можно объяснить тем, что слово «табун» (как, кстати, и слово «лошадь») заимствовано у тюркских народов, жизненный уклад которых раньше во многом определялся коневодством, что соответственно наталкивало мысль на выделение узкого понятия, конкретизирующего «стадо диких лошадей». При этом вполне возможно, что у тюркских народов не было общего понятия о «стаде», соответствующего русскому понятийному разрезу, объемлющему разные виды жвачных животных.
У особей, входящих в «стаю», несмотря на пестрое многообразие различных видов стай, есть общая черта – совместная деятельность, т. е. особи в стае координируют свои действия – неважно, идет ли речь о бабуинах, гусях или сельдях. Есть еще слово «свора», обозначающее собак, действующих совместно. Вероятно, ключ к выделению собирательных слов в славянских языках дает именно деятельность животных.
§ 1.2.3 Определение понятийной объективности
Так называемое «объективное знание» (как например, естественнонаучные положения) передается понятийными элементами, образующими основу для более легкого отождествления предмета интерсубъективного внимания, чем в случае знания, не претендующего на объективную значимость. Ведь предмет объективного знания, обнаруживающийся общедоступными физическими свойствами, можно наглядно указать. Наглядность (прежде всего в виде зрительных черт, цветовых узоров, а также тактильных, звуковых, вкусовых свойств и т. п.) понятийного единства объективного знания, однако, не придает ему большей определенности, чем понятийное единство субъективного знания.
В качестве иллюстрации неустранимой неопределенности определенного внешнего физического предмета служит вышеупомянутый пример о неуловимой сложности при выделении некоего определенного поля зрения (см. § 1.2). Этот пример здесь полезен тем, что демонстрирует всеобщую текучесть любого определенного предмета знания. Любой предмет знания моментален, его контур неоднозначен. Типичной иллюстрацией может послужить амбивалентность изображенной ниже фигуры «утка-заяц» [52] :
52
Chambers & Reisberg, 1985.
Часто бывает так, что впечатление формируется из разных источников восприятия, когда понятийное отождествление вместо того, чтобы сформироваться лишь на основе одного из них, отталкивается от нескольких источников, что может привести к ошибочному представлению.
Отождествление конкретного языка формируется в данном случае не только из выводов, основанных на звуковых, но и зрительных источниках информации, исходя из предыдущего опыта (обязательно включая представления, сформированные в результате коммуникации). Дело не в том, что другие источники информации оказывают влияние на наше представление, как будто первые меняли последние, а все перцептуальные источники являются частью формирующей основы определения. В идеале нужно, чтобы определение данного языка не основывалось на других перцептуальных источниках кроме слуха, а поскольку невозможно изолировать источники сформирования определения, такого рода представление является нереализуемой когнитивной утопией.
Самые осязательные элементы также не образуются отдельно от нашего предшествующего понимания со своими упрощающими понятийными элементами. Представление всегда основывается на нераздельном впечатлении.
Ещё Августин и Кант отмечали, что понятийный аппарат тяготеет к зрительному, являющемуся самым удобным фоном коммуникации: «Ad oculos enim videre proprie pertinet: utimur autem hoc verbo etiam in ceteris sensibus, cum eos ad cognoscendum intendimus. neque enim dicimus: audi quid rutilet, aut: olefac quam niteat, aut: gus-ta quam splendeat, aut: palpa quam fulgeat: videri enim dicuntur haec omnia, dicimus autem non solum: vide quid lucet, quod soli oculi sen-tire possunt, sed etiam: vide quid sonet, vide quid oleat, vide quid sa-piat, vide quam durum sit» [53] («пер. с лат.: «Собственное назначение глаз – видеть, но мы пользуемся этим словом, говоря и о других чувствах, когда с их помощью что-то узнаем. Мы ведь не говорим: «послушай, как это отливает красным», или «понюхай, как блестит», или «отведай, как ярко», или «потрогай, как сверкает»; во всех этих случаях говорят «смотри». Мы ведь говорим не только: «посмотри, что светится» – это почувствовать могут только глаза, – но «посмотри, что звенит», «посмотри, что пахнет», «посмотри, какой в этом вкус», «посмотри, как это твердо»») и «Auf welche Art und durch welche Mittel sich auch immer eine Erkenntnis auf Gegenst"ande beziehen mag, es ist doch diejenige, wodurch sie sich auf dieselben unmittelbar bezieht, und worauf alles Denken als Mittel abzweckt, die Anschauung» [54] (пер. с нем.: «Каким бы образом и при помощи каких бы средств ни относилось познание к предметам, во всяком случае созерцание есть именно тот способ, каким познание непосредственно относится к ним и к которому как к средству стремится всякое мышление»). Аристотель и Шопенгауэр дают этому положению следующие объяснения: «[…] Ибо видение, можно сказать, мы предпочитаем всем остальным восприятиям, не только ради того, чтобы действовать, но и тогда мы не собираемся что-либо делать. И причина этого в том, что зрение больше всех других чувств содействует нашему познанию и обнаруживает много различий [в вещах]» [55] ; «Der objektiven Anschauung dienen eigentlich nur zwei Sinne: das Getast und das Gesicht. Sie allein liefern die Data, auf deren Grundlage der Verstand durch den angegebenen Prozess die objektive Welt entstehen l"asst. Die andern drei Sine bleiben in der Hauptsache subjektiv: denn ihre Empfindungen deuten zwar auf eine "aussere Ursache, aber enthalten keine Data zur Bestimmung r"aumlicher Verh"altnisse derselben. Nun ist aber der Raum die Form aller Anschauung, d.i. der Apprehension, in welcher allein Objekte sich eigentlich darstellen k"onnen» [56] (пер. с нем.: «Объективному созерцанию служат, собственно говоря, только два чувства – осязание и зрение. Только они поставляют данные, на основе которых рассудок посредством названного процесса ведет к возникновению объективного мира. Три остальных чувства остаются преимущественно субъективными, ибо, хотя их ощущения и указывают на внешнюю причину, они не содержат никаких данных для определения ее пространственных отношений. Между тем пространство есть форма созерцания, т. е. того схватывания, в котором только и могут представляться объекты»).
53
Augustinus А. Confessiones, lib. X, cap. 35.
54
Kant I. Kritik der reinen Vernunft. Leipzig. Felix Meiner Verlag. 1919. S. 33.
55
Аристотель. Метафизика. М., 2015, с. 5.
56
Schopenhauer А. S"amtliche Werke, Kleinere Schriften, «"Uber die vierfache Wurzel des Satzes vom zureichenden Grunde». Stuttgart/Frankfurt am Main, Cotta-Insel Verlag, 1962, S. 70.
Иллюстративность, в свою очередь, как нам кажется, придает восприятию предмета сообщения более объективный характер, в то время как «Man ist geneigt, aus einer vorg"angingen Orientierung an der Natur und den „objektiv“ gemessen Abst"anden der Dinge solche Entfernungsauslegung und Sch"atzung f"ur „subjektiv“ auszugeben. Das ist jedoch eine „Subjektivit"at“, die vielleicht das Realste der „Realit"at“ der Welt entdeckt, die mit „subjektiver“ Willk"ur und subjektivistischen „Auffassungen“ eines „an sich“ anders Seienden nichts zu tun hat» [57] (пер. с нем.: «Существует склонность, из-за предваряющей ориентации на „природу“ и „объективно“ измеренные дистанции вещей, выдавать такие толкования и оценку отдаленности за „субъективные“. Но это «субъективность», которая открывает возможно реальнейшее «реальности» мира, не имеющее ничего общего с «субъективным» произволом и субъективистскими «восприятиями» чего-то, сущего «в себе» иначе»).
57
Heidegger M. Sein und Zeit, T"ubingen, Max Niemeyer Verlag, 2006, S. 106.