Основатели и Империя
Шрифт:
– Мне кажется, Гелла, – сказала она, – что ты можешь найти себе более полезное занятие, чем слезы.
– Что правда, то правда, – ответила Гелла, – могу.
Привычным и небрежным жестом она отправила окурок сигареты в атомный дезинтегратор, и окурок исчез, не успев долететь до дна.
– К примеру, – Гелла сцепила тонкие, холеные руки под подбородком, – можно было бы договориться с Мулом и прекратить всю эту чехарду. Правда, мне не на чем будет смываться отсюда, когда Мул придет к власти.
Чистый лоб Байты не омрачился,
– Наверное, ни твой брат, ни твой муж не участвуют в вылазках?
– Нет. И я не вижу смысла в том, чтобы жертвовать братьями и мужьями других женщин.
– Если мы сдадимся, жертв будет больше.
– Термин капитулировал и теперь живет спокойно. А наши мужчины носятся в космосе и наживают себе новых и новых врагов.
Байта пожала плечами и с милой улыбкой сказала:
– По-моему, тебя больше беспокоит первое, – и уткнулась в тарелку.
Никто из сидевших поблизости не потрудился ответить на циничное заявление Геллы. В полной тишине Байта закончила обед и поспешно ушла, нажав на кнопку, по сигналу которой стол очистился для следующего посетителя.
– Кто это такая? – поинтересовалась у Геллы одна из девушек.
Гелла поджала губы.
– Племянница нашего координатора. Ты не знала?
– Правда? – девушка стрельнула глазами Байте вслед. – Что она здесь делает?
– Работает. Сейчас модно быть патриоткой. Все такие демократы, что просто тошнит.
– Зачем ты так, Гелла? – сказала соседка Геллы справа. – Она ведь не пользуется дядиным именем.
Гелла смерила соседку презрительным взглядом и закурила новую сигарету.
Сидящая чуть поодаль большеглазая бухгалтерша увлеченно рассказывала:
– …говорят, что она была в Хранилище, прямо в Хранилище, когда являлся Селдон. Говорят, тогда случились беспорядки, у мэра был припадок. Вот-вот должен был приземлиться Мул, и она чудом спаслась. Говорят, ей пришлось прорываться через блокаду. Почему она до сих пор не написала об этом книгу? Сейчас военные приключения имеют такой успех! А еще говорят, что она была на главной планете Мула, на Калгане, и…
Зазвенел звонок: пора было уходить. Бухгалтерша продолжала тараторить на ходу, а несколько слушательниц смотрели ей в рот и в нужных местах восклицали: «Правда?!»
Когда Байта вернулась домой, на улицах уже гасли огни, напоминая излишне увлекшимся работой, что пора спать. Торан встретил ее на пороге с куском хлеба в руках.
– Где ты была? – спросил он с полным ртом. – Я тебя не дождался, половину ужина съел. А может, и больше, ты, пожалуйста, не обижайся.
– Где твоя форма? Почему ты в гражданском? – удивленно спросила она вместо ответа.
– Таков приказ, Бай. Рэнду заперся с Эблингом Мисом и о чем-то с ним договаривается.
– А мне можно с тобой? – она с надеждой взглянула на мужа.
Торан поцеловал ее и сказал:
– Наверное, можно. Только это опасно.
– Сейчас все опасно.
– Верно.
– Значит, придется отменить его концерт на двигателестроительном заводе.
– Скорее всего.
Байта прошла в комнату и села к столу, на котором стояли остатки ужина. Байта быстро разрезала сэндвичи надвое и сказала:
– Жаль, если концерта не будет. Девочки так ждали. И сам Магнифико тоже. Какой он все-таки чудной!
– Он просто дразнит твои материнские инстинкты. Когда-нибудь у нас будет ребенок, и ты забудешь Магнифико.
– Когда-нибудь мои материнские инстинкты не выдержат, и я тебе задам!
– пригрозила Байта, увлеченно жуя сэндвич.
Вдруг она отложила сэндвич и посерьезнела.
– Тори!
– Да?
– Я сегодня была в муниципалитете, в отделе промышленности. Потому и задержалась.
– Что ты там делала?
– Понимаешь, – она замялась, – обстоятельства сложились так, что я не могу больше оставаться на заводе. Работницы совершенно деморализованы. Плачут на ровном месте. Притворяются больными, говорят ужасные вещи. В моем цехе производительность снизилась втрое по сравнению с тем временем, когда я пришла. Каждый день кто-нибудь не выходит на работу.
– При чем тут отдел промышленности?
– Я задала несколько вопросов, мне сказали, что таково положение дел на всем Хэвене. Производительность труда падает, антиправительственные настроения растут. Начальник отдела только пожимает плечами – после того, как я прождала его час в коридоре и попала к нему только потому, что я племянница координатора, – и говорит, что ничего не может поделать. Мне показалось, что он ничего и не хочет делать.
– Ну, это слишком!
– А я говорю, он ничего не хочет делать, – рассердилась Байта. – Никто ничего не хочет делать. Я сама в отчаянии с тех пор, как нас покинул Селдон. И ты упал духом.
– Допустим.
– В таком настроении мы не сможем победить Мула, – яростно продолжала она. – У нас есть оружие, но нет воли, и всякая борьба становится бессмысленной.
Торан никогда не видел Байту плачущей, да и сейчас она не плакала, но было в ее голосе что-то такое, отчего он положил ей руку на плечо и шепнул:
– Не расстраивайся, малышка. Я все понимаю, но мы ничего…
– Правильно, ничего не можем сделать. Все так говорят, и никто ничего не делает, все сидят и ждут, пока Мул придет по их души.
Байта доедала сэндвич, Торан стелил постель. На улице было совершенно темно.
Рэнду, назначенный на период войны координатором действий городов Хэвена, попросил для себя комнату во втором этаже, из окна которой можно было бы смотреть на деревья и городские крыши. Вечером, когда гасли огни, город превращался в царство теней. Вот и сейчас, с наступлением темноты, Рэнду отвернулся от окна: ему был чужд символизм.