Основная операция

Корецкий Данил Аркадьевич

«Тюлени» синхронно покачали головами.

— Тогда надо приставлять к нему охрану, — пояснил Еремеев. — Такой возможности нет. А он может освободиться, или кто-то ему поможет… И враг окажется у нас за спиной. Этого допускать нельзя.

Ершов и Кисляков кивнули. Речь шла об азах боевой работы. Экспериментировать здесь мог только сумасшедший. Или самоубийца.

— Ну а кто… — Лисков замялся.

Пловцы переглянулись. Им тоже не каждый день приходилось убивать людей.

— А вы, товарищ особист, не хотите попробовать? — ядовито спросил Кисляков.

— Я? — растерянно переспросил тот. — Но я никогда… И вообще…

— Давайте договоримся сразу, — глядя на капитана третьего ранга в упор,

сказал Еремеев. — Есть определенные правила диверсионных действий. Одно из них: начав, не останавливаться и не размышлять. Иначе — немедленная смерть. Вы вызвались работать с нами, поэтому должны руководствоваться нашими правилами. Вам ясно?

Контрразведчик молчал. Он не чувствовал себя готовым к предстоящей резне. Одно дело — абстрактные рассуждения о необходимости освободить корабль, и совсем другое — выстрелы в упор или смертельные ножевые удары. Но и ситуация сложилась так, что отсидеться в стороне не удастся. Он старший по званию, он отвечает за корабль, он, наконец, знает, кто свой, а кто враг. Значит, ему и возглавлять операцию… Ватной рукой Лисков извлек масляно отблескивающий в электрическом свете «макар». Ему казалось, что все происходит во сне. Может, так и лучше — сделать все, что надо, и проснуться.

— Только начать я не смогу, — хрипло сказал он. — Когда все завертится, тогда…

— Ладно, — Еремеев сделал знак Кислякову. — Кого еще можно взять с собой?

Особист подумал.

— Мичман Ивантеев спортсмен-гиревик, весь как из железа.

— Ладно, — повторил Еремеев и потер вспотевшие ладони. — Снимите с предохранителя…

Ивантеев с Максимовым приспособились спать поочередно, но нервозная обстановка и большой объем работы не позволяли как следует отдохнуть. Мозг отключался на два-три часа и снова включался, возвращая к тоскливой неопределенности. Глаза у обоих управленцев были такие же красные, как многочисленные лампочки на панелях пульта, лица посерели и опухли.

— Шевелись, братва, поживей вертись! — выкрикивал Витек, скаля зубы в глумливой ухмылке. Он уже не скрываясь колол себе эфедрин и в приливе наркотического возбуждения остро хотел командовать и демонстрировать свою власть. Почти всегда в его руках была граната, иногда заскорузлые пальцы сжимали усики чеки.

— Кончай играться, — устало говорил Ивантеев. — Рванет — всему кораблю конец.

Витек довольно ржал.

— Не боись! Она ручная!

Все повторялось с удручающей монотонностью: короткий дурной сон, однообразные команды центрального поста, идиотские шутки Витька… Казалось, что ничего выходящего за пределы этого оболванивающего круговорота одних и тех же событий произойти не может. Как вдруг в БЧ-5 стремительно ворвались два человека, один схватил Витька за руки, а второй ткнул в голую грудь узкий блестящий клинок, который буднично спрятался в сидящего на месяце и тосковавшего по водке черта, словно дело происходило в цирке и демонстрировался обычный фокус. Охранник беспомощно дернулся, выкрикнул что-то невнятное и побледнел. Клинок быстро вынырнул обратно, теперь он уже был не блестящим, а темным, и снова клюнул в грудь, а из черта покатилась на белый живот тоненькая красная струйка. Глаза Витька подкатились, он кулем свалился на стальной клепаный пол. Ладонь безвольно разжалась, держащий руки человек подхватил гранату, второй извлек торчащий за поясом пистолет.

— Готово? Молодцы! — в командный пункт вдвинулся третий незнакомец с какой-то мясорубкой в руке. За ним маячил особист Лисков.

Тот, кто держал нож, вытер его о брюки Витька, и клинок опять заблестел, а на ткани остались бурые полоски. Максимов громко икнул, и его стошнило прямо на пульт. Ивантеев побледнел.

— Мы освобождаем корабль, — напряженным голосом сказал человек с «мясорубкой». —

Нужна помощь. Пойдете с нами? Оружие дадим — хоть нож, хоть пистолет.

До мичмана дошло, что вопрос обращен к нему.

— Н-нет, я так не могу… Нет…

Ничего не говоря, все трое вышли в коридор.

— Пошли дальше, — расслышал Ивантеев. И все стало как обычно: гул реакторной установки, мигание контрольных лампочек, подрагивание стрелок приборов. Только скалившийся минуту назад Витек лежал мертвым на рифленом полу. Мичман никогда не видел, как режут баранов, но сейчас ему показалось, что охранника зарезали именно так: быстро, проворно, привычно, не оставив ни одного шанса на жизнь. Он представил, что сейчас произойдет в центральном посту, и с трудом сдержал приступ тошноты.

На этот раз Лисков шел первым. Ему предстояло разделить тех, кто находится в центральном посту, на своих и врагов. И открыть огонь. Момент выдался подходящий: они зашли со спины и никто не обернулся. Но мишеней оказалось слишком много. Бородатый «дед» закрывал квадратного захватчика, штурман находился на одной линии с Чижиком. Только рулевой был полностью открыт, но ни с того ни с сего выстрелить человеку в спину контрразведчик не мог. Ему хотелось, чтобы пловцы и здесь выполнили всю кровавую работу, хотя ясно было, что они не смогут разобраться — кого надо убивать, а кого нет.

Неожиданно радист вышел из своей кабинки, очевидно, в гальюн, и увидел четверку вооруженных людей. Он взмахнул руками и заорал, перекрывая гул силовой установки. Лисков выстрелил. Но ему никогда не приходилось стрелять в нашпигованном приборами посту управления, да еще целясь в живого человека. Подсознание отчаянно противилось, рука дрогнула, пуля прошла над головой, ударилась в шпангоут и рикошетом зацепила Чижика за шею. Но одна цель была обозначена, и Еремеев нажал спуск громоздкого подводного пистолета. Реактивная стрела ровно летит только в воде, в воздухе она крутится, словно городошная бита — голова радиста лопнула, как арбуз от удара палкой, кровь брызнула во все стороны. Нажав спуск один раз, Лисков «развязался» и уже без колебаний пальнул в спину рулевому, но опять промахнулся. Кургузый «макар» прыгал в потной ладони, мушка не попадала в прорезь целика, он подхватил рукоятку снизу левой рукой, но лучше не стало.

Картина в центральном посту медленно изменялась. Яблочков и Казаков, пригибаясь, прыгнули в разные стороны. Чижик удивленно трогал красным пальцем шею, испуганно оборачивался рулевой, Лисогрузов стоял вполоборота, недобро смотрел на Лискова и лихорадочно делал что-то руками.

— Пригнись! Сядь! — кричали сзади — особист перекрывал «тюленям» сектор обстрела. Когда до него дошел смысл криков, он присел, как раз в этот момент Лисогрузов доразвернулся, от бедра наводя на них автомат. В узком проходе укрыться негде, одна очередь могла уложить всю четверку, на их счастье рулевой бросил рычаги управления, лодка клюнула носом и вильнула в сторону, «квадрат» потерял равновесие, свинцовая струя просвистела над контрразведчиком, прожгла плечо Кислякову и под визги рикошетов через открытый люк унеслась в пятый отсек. Удержавшись на ногах, Лисогрузов вскинул автомат к плечу.

— Отходим! — крикнул Еремеев. Особист выстрелил в Лисогрузова, тот отшатнулся, споткнулся о труп радиста и тяжело оперся на стену. Воспользовавшись паузой, Лисков вслед за товарищами проскочил обратно в пятый отсек, резко захлопнул тяжелую полутораметровую крышку и, рванув запирающую ручку, задраил люк.

— Надо заклинить, — лихорадочно шаря по карманам, проговорил он. Под руку попался небольшой гвоздь, Лисков всадил его между зубцами ручки и кремальерного устройства. Теперь люк был заперт намертво, попасть с носа в корму стало невозможно.