Основная операция
Шрифт:
— Что-то не так? У вас ведь предпочитают расчеты наличными? Я могу открыть счет в любом банке мира.
— Нормально, — выдавил из себя конструктор, складывая деньги обратно. Несчастный Бобренков видел такой куш конечным результатом длительной и сложной работы.
Дьявол как будто умел читать мысли.
— Еще вопрос… Где ваш сослуживец Бобренков? — черные глаза внимательно прищурились.
— Мы не закончили, — не очень вежливо перебил Сливин. — Здесь нет микрофонов?
Разведчик сдержал улыбку. Спохватился!
— Нет.
Про чувствительный микрофон его собственного магнитофона Ахмед говорить не стал. Только полный профан мог предположить, что их разговор не записывается.
— У меня обязательное условие. Без него договоренность не состоится, — напряженно сказал конструктор и отодвинул сумочку.
— Пожалуйста. Мы все выполним, — разведчик привычно раздвинул губы, обнажив широкий оскал белых зубов.
— Я хочу, чтобы вы устранили одного человека. Физически устранили. Вместе с его автомобилем.
Искусственная улыбка исчезла. Если бы в подвал ворвались вооруженные чекисты, Ахмед был бы изумлен меньше.
— Фамилии его я не знаю, — продолжил Сливин. — Он ездит на двухдверном «БМВ» с закрывающимися фарами. Серебристого цвета. Автомобиль тоже должен быть уничтожен.
— А чем вам помешал автомобиль? — недоуменно спросил разведчик. — И вообще… Так не бывает! Если даже фамилию не знаете… Вы, наверное, шутите…
— Я не шучу. Это обязательное условие. Без него сделка не состоится.
Ахмед пожал плечами. Магнитофон зафиксировал не только измену родине, но и подстрекательство к убийству.
— Какой номер машины? — из кармана он достал трубку сотового телефона и принялся нажимать клавиши.
Сливин назвал цифры. Букв он не запомнил.
Разведчик поднес телефонную трубку ко рту и заговорил так, будто под языком у него перекатывались камни. Затем наступила пауза.
— Надо подождать, — пояснил Ахмед. Пауза затянулась. Потом трубка ожила, и лицо разведчика закаменело.
— Сейчас мне перезвонят, — сказал он. — С этой машиной что-то нечисто…
Звонок последовал через полчаса. Ахмед внимательно слушал, и его лицо напрягалось еще больше. Он спрятал трубку и внимательно посмотрел на «заказчика».
— Это Лечи Эранбаев. Ближайший помощник Горца — руководителя чеченской диаспоры. Очень заметная и влиятельная фигура. Поднимется большой шум, возможны самые неожиданные последствия…
— Теперь я могу ответить на ваш вопрос, — тихо проговорил Сливин, чувствуя, как ненависть к недавнему гостю наполняет все его существо. — Лечи и увез куда-то Бобренкова. Я сам направил его к Игорю для консультаций. После этого он пропал.
Ахмед сильно дергал себя за ус, как будто собирался его оторвать.
— Это точно?
— Абсолютно. Думаю, теперь у вас появился и личный интерес выполнить мою просьбу.
— Не личный, а деловой… Но вы сказали, что не знаете того человека…
— Не знал его
— Сколько в Москве негодяев? Почему же вы выбрали одного?
— Это мое дело. Личное дело. Вас оно не касается.
Ахмед задумался. Впервые за время обеда он казался серьезно озабоченным.
— С учетом всех обстоятельств я сам не могу решить этот вопрос. Мне нужно провести консультации.
Подписание договора откладывалось. Сливин подвинул сумочку с деньгами поближе к дьяволу. Но тот покачал головой.
— Наши переговоры не прерываются, достигнутые договоренности остаются в силе. И прощаемся мы ненадолго.
Невесть откуда взявшийся «Дима» тем же путем вывел конструктора в проходные дворы.
— Не заблудитесь? — он фамильярно похлопал Сливина по плечу. — Вам туда, прямо за мусорные баки.
Обитая железом дверь захлопнулась, ржаво проскрежетал засов. Оставшись один в безлюдном незнакомом закоулке, конструктор ощутил прилив страха. Сумочка оттягивала руку. В сегодняшней России убить могут из-за трехсот долларов. Сто тысяч при себе — верный смертный приговор. Сливин побежал к мусорным бакам, оскальзываясь на чем-то мягком, обогнул их. Из-под ног шумно шарахнулись в стороны несколько кошек. Сердце провалилось в желудок, потом затрепыхалось в горле. Не разбирая дороги, он кинулся в пролом и пришел в себя, только вырвавшись на мощенную булыжником улицу.
Лечи отпустил Машу, когда стало смеркаться. За целый день он сделал не больше трех коротких перерывов. Около часа она пролежала грудью на столе в гостиной, потом он перекинул ее через плечо и отнес в спальню, бросив на кровать с не очень чистым бельем. Он обращался с ней, как с резиновой куклой для секса: поворачивал то так, то эдак, ставил на колени, и все это молча, лишь иногда отдавая короткие приказания, которые она немедленно исполняла. Ибо от него исходили столь сильные волны первобытной животной силы, что ее воля была полностью парализована: современная эмансипированная женщина, кандидат наук, старший научный сотрудник закрытого оборонного НИИ превратилась в обычную самку мезозойской эры, существующую только для того, чтобы безотказно выполнять все прихоти схватившего ее возбужденного самца.
Насытившись, он сослался на занятость и немедленно отправил ее прочь, даже не дав помыться. Когда она шла по покрытому ковролином коридору, ноги дрожали и подгибались в коленях, она пошатывалась, как пьяная, и с трудом сдерживала приступы рвоты: во рту ощущался запах, характерный для конечного участка пищеварительного тракта.
Возле лифта совсем молодой черноусый парень схватил ее за рукав дубленки:
— Слюшай, карасавица, подем к нам шампанскую пить! Мы тэбя не обыдим!
Вырвавшись, Маша впрыгнула в кабину, двери сомкнулись. Из затемненного зеркала на нее смотрела незнакомая женщина с запавшими глазами. В таком виде идти домой было нельзя.