Основной инстинкт
Шрифт:
— Я знаю, что делаю.
— Не-а, не знаешь. — Гас отхлебнул ещё кофе и водрузил свою ковбойскую шляпу на голову. — Слушай-ка, сынок. Внутренняя служба покопалась в прошлом и настоящем этого Мартина Ч., то есть Членоголового, Нилсена, они приняли во внимание всё, что хоть сколько-нибудь их заинтересовало.
— И что они откопали?
— Не подгоняй меня. Все, как я уже сказал, что могло их заинтересовать. И эти придурки сделали всё возможное, чтобы ни один человек, не входящий в их стаю, не прознал о том, что им удалось отыскать. Но старому Гасу, всеобщему
— Услышать о чём?
— О том что. Внутренняя служба обнаружила одну ячейку в сейфе, в которой оказалось пятьдесят тысяч долларов. Вклад поступил туда три месяца назад. Еди ножды. Деньги были положены, и никто их не снимал. Понимаешь? Если бы мне дали, так я бы наведывался туда каждые несколько дней. — Он искоса бросил непристойный взгляд на толстушку, одновременно подмигнув ей.
— Это не имеет значения. Ведь три месяца назад она меня ещё не знала.
— Ну, может быть, это не она платила ему. Если ты работаешь во Внутренней службе, то найдётся немало людей, которые захотят приобрести у тебя какую-либо информацию. В конце концов, кто за тобой будет следить?! Если ты сам работаешь во Внутренней службе, то тебе вовсе незачем бояться её. Разве я не прав?
— Она заплатила ему.
Гас Моран усмехнулся:
— Конечно, мне-то какого чёрта может быть известно об этом? Я просто старый городской ковбой, который пытается не выскочить из своего седла.
— Ладно, убираемся отсюда.
— О’кей, напарничек.
Когда они подошли к побитой «Севилье» 1980 года, принадлежавшей Гасу, у хозяина возникли некоторые проблемы с тем, чтобы открыть замок дверцы. Честно говоря, он не был ещё в состоянии самостоятельно водить автомобиль.
— Хочешь, я подвезу тебя? Знаешь, как говорится, друзья никогда не оставят друзей.
— Я не пьян.
— Мне это известно. Просто мне подумалось, что, возможно, тебе захочется, чтобы я отвёз тебя. И тебе не стоило бы об этом беспокоиться.
— Ты? В своей дерьмовой автомашине? Нет уж, увольте. Я не собираюсь уходить со службы по состоянию здоровья. Я уже заработал себе на хорошую пенсию ярассчитываю, что мне подарят неподдельные золотые часы «Сейко», Так что…
У машины Гаса было одно явное преимущество: переднее сиденье его антикварного, изъеденного ржавчиной автомобиля, было широким и комфортным как диван в гостиной, в то время как «мустанг» был довольно-таки узким.
— Ну, ладно, я могу вести и эту ржавую консервную банку.
Гас выглядел глубоко оскорблённым:
— Эта «консервная банка», как ты его назвал, так уж получилось, является «кадиллаком». Ты думаешь, я позволю тебе сесть за руль кадиллака»?Ты управляешь моим «кадиллаком»?! Ха, знаешь ли, такая картина может присниться мне только разве что в страшном сне!
— Гас…
— Да отстань, ты, сынок… Я уезжаю. — Он запрыгнул в салон и завёл огромный двигатель. Потом несколько раз газанул, как гонщик, проверяющий свою машину, переключил сцепление и резко рванул прочь со стоянки, оставляя
Он проехал уже три квартала, а Ник Карран всё ещё мог слышать рёв мощного двигателя «кадиллака» и визг его тормозов. Ник покачал головой в надежде, что Гас доберётся до дома целым и невредимым, а не по кускам.
Затем он медленно побрёл к собственному автомобилю. Он снова и снова повторял в уме слова Гаса и размышлял о связи Кэтрин Трамелл с Нилсеном. Какими были эти отношения? Почему она была уверена, что он согласится передать ей его личное дело? Конечно же, никаких доказательств не было, что она получила дело действительно из рук Нилсена. И на все эти вопросы тут же рождался один-единственный ответ: Нилсен продал его личное дело, потому что он ненавидел его, Ника Каррана. Деньги играли здесь второстепенную роль, они были лишь приятным дополнением.
Ник настолько был увлечён своими раздумьями, что совсем не заметил автомобиля, следовавшего за ним. Он не обращал никакого внимания на машину до тех самых пор, пока водитель не прибавил оборотов мотора и не попытался сбить его.
Не существует ничего тише звука двигателя «лотуса», работающего на полных оборотах. Чёрная машина пронеслась по узкой улице как артиллерийский снаряд, целясь прямо в Каррана. Тот успел увидеть этот автомобиль лишь мельком, да и то только тогда, когда машина, ударив Ника, забросила его на капот. Ник перелетел через крышу, водитель ударил по тормозам, и «лотус» с визгом остановился. Двигатель вновь взревел: теперь была установлена задняя передача, и автомобиль резко дёрнулся назад в направлении Ника.
Ник отскочил от того места, где находился, и пополз в сторону своего «мустанга», «лотус» же вновь попытался наехать на него.
Водитель «лотуса» — Кэтрин? — видимо, подумал, что двух попыток таким образом покончить с Ником достаточно для одного вечера, и машина стрелой бросилась на улицу и резко повернула в правый проезд.
Уже через несколько секунд Ник был за рулём «мустанга» и нёсся в жаркой погоне по узкой улочке. Вскоре он заметил отблеск чёрного «лотуса», поворачивавшего налево на Вэйленсию.
«Лотус», виляя по холмистым улицам, направлялся в сторону Норт-Бич, огромная машина без особых усилий преодолевала крутые подъёмы. Она пронеслась мимо ярко освещённых витрин «топлесс»-баров и порнотеатров на Бродвее, затем взобралась на холм в Вэлледжо, потом в Кирни, потом в Грин. Ник не отставал от неё, хотя двигатель его «мустанга» работал далеко не на полную мощность.
Теперь «лотус» был на Телеграфном холме, самой высокой точке окраины Сан-Франциско, холме, который так крут, что многие из его улиц располагаются не в длину, а скорее в вышину — огромным, длинным рядом бетонных ступенек. Ник швырнул «мустанг» на самый нижний уровень, затем вдавил педаль газа в пол, направляя визжащий автомобиль вверх по ступеням. Цель, которую он преследовал таким образом, была очевидна: «мустанг» должен был выскочить на дорогу на возможном месте встречи с «лотусом» и перегородить тому путь.