Основной компонент
Шрифт:
Я медленно отступал, чувствуя, как сознание зверя завладевает моим. Вдруг за моей спиной раздались быстрые шаги. В тварь, кувыркаясь, полетели гранаты, и кто-то резко дёрнул меня за шиворот. В следующий миг я оказался на полу, прижатый чьим-то телом. Раздались звонкие хлопки. По стенам дробно забарабанили осколки. Тело на мне несколько раз вздрогнуло, и почти сразу что-то ужалило меня в руку.
Я выждал с минуту, попробовал пошевелиться. Тело моего спасителя (им оказался ещё один охранник) кулем упало на пол и уставилось в потолок потухшими глазами. Я встал, сначала на четвереньки, потом выпрямился в полный рост. В ушах звенело. В воздухе пахло кислятиной сгоревшей взрывчатки, плавали серые клубы дыма и пыли. Я дотронулся
Сквозь серый туман медленно проступали тела. Повсюду валялись оторванные конечности. Чья-то рука зацепилась скрюченными пальцами за разорванный пополам изогнутый прут и по капле сцеживала кровь в красную лужицу на полу.
Посреди побоища возвышался нашпигованный осколками монстр. Из раскрытой пасти на пол выпал язык, с него всё ещё стекала вязкая желтоватая слюна, от которой даже сквозь запах пироксилина и цементной пыли несносно воняло. Покрытая серой шерстью гора какое-то время лежала неподвижно, пока вдруг не начала быстро уменьшаться в размерах. Буквально за несколько секунд шерсть таинственным образом исчезла. Она не осыпалась, не сгорела в пахнущем серой пламени, а просто втянулась в кожу. Чудовищные лапы на глазах превратились в обыкновенные руки и ноги. Челюсти с треском ужались, принимая нормальный вид. Какое-то время из уже человеческого рта ещё торчали ужасные клыки, но вот пропали и они, превратившись в обычные зубы. Последним трансформировался позвоночник. Он с хрустом выпрямился, втягивая в себя костяные гребни. Повисшая складками кожа стянулась, и я увидел труп заключённого с татуировкой номера на левой руке.
Ещё одна вспышка памяти перенесла меня на улицы Берлина. Я с Фридрихом и каким-то парнем в защитном костюме оранжевого цвета и круглых очках, как у газосварщика, оказался внутри дымящихся развалин. На улице сотрудники зихерхайтсполицай вместе с автоматчиками сдерживали гомонящую толпу; рычали двигателями танки, кроша лязгающими гусеницами кирпичные обломки.
Мы внимательно осматривали руины, с хрустом ступая по стразам разбитого стекла. Уцелевшие стены, остатки потолка и пол были сплошь в красных разводах и пятнах. Повсюду виднелись косые царапины по четыре в ряд. На полу валялись кучки окровавленных тряпок, в углу лежала сломанная детская кроватка. Рядом с ней застыла с поднятыми ногами однорукая кукла. (Половина головы оторвана, второго глаза нет.) Около изуродованной игрушки на боку лежал детский пароход с трёхгранными пробоинами в борту. Под ними раздавленными ягодами алели крупные отпечатки с чёткими следами папиллярных линий. В воздухе висел тошнотворный запах крови, его не мог перебить даже чад от тлеющего на раскуроченной кровати матраса. Ни трупов, ни фрагментов тел – ничего. Хотя нет, вроде вон из той кучи битого кирпича и штукатурки торчит чья-то седая от пыли рука с шестизначным номером на запястье.
Видения прошли так же внезапно, как и начались. Я снова оказался в звенящем от эха коридоре в двух метрах от цели. Кригер топал на полшага впереди и что-то рассказывал о фабрике и особенностях производства «изделий» (так он называл вервольфов).
– Ну вот мы и пришли, – остановился он перед гермодверью. – Сейчас вы всё сами увидите, господин барон.
Доктор легко повернул штурвал. Тяги сдвинулись, ригели с громкими щелчками вышли из пазов. Дверь смачно причмокнула резиновым уплотнителем и с мягким шипением повернулась на толстых цилиндрических петлях.
Кригер жестом показал на открытую дверь, и я переступили через высокий порог. Пока я разглядывал длинный коридор со светящимся потолком и стальными стенами, коротышка задраил шлюз. Потом Кригер взял
– Герр Валленштайн, – сказал он, когда мы остановились рядом с железной полосой с круглыми шишечками заклёпок. (С десяток таких перегородок делили прозрачную броню на равные квадраты через каждые два метра.) – Вы в смотровом зале для высоких гостей. Отсюда открывается прекрасный вид на производственную линию.
Кригер повёл рукой, словно приглашая взглянуть на конвейер с застывшими по бокам чёрной ленты стойками со сложной аппаратурой и странными приспособлениями. Опутанные проводами и прозрачными трубками механические руки с круглыми набалдашниками на концах напоминали роботов автоматизированного завода.
– Знаю, для вас это не в новинку, ведь именно вы изобрели это чудо, – доктор с угодливым смешком подтолкнул круглые очки к переносице, – но я позволил себе внести кое-какие изменения.
Я решил немного поиграть лицом, нахмурил брови и постарался сделать взгляд сердитым.
– О, нет! Ничего серьёзного, – продолжил коротышка, никак не реагируя на мою реакцию. – Основной период трансформации остался в неприкосновенности, я лишь вмешался в последнюю стадию процесса и… впрочем, к чему эти слова. Сейчас вы сами увидите.
Он дотронулся до стены. Стальная пластинка отскочила с лёгким щелчком, открывая ряд круглых кнопок. Кригер нажал на одну из них, и транспортёр за стеклом ожил. Железные руки пришли в движение, из сферических наконечников выползли длинные металлические иглы, а на ящиках с электронной начинкой замигали разноцветные лампочки. В коридор через замаскированные динамики ворвался механический шум.
Конвейер начинался с ширмы из резиновых полос, делал плавный поворот и дальше, по прямой, шёл сквозь ряд готовых к атаке «скорпионьих жал». Ленты занавески раздвинулись, и я увидел голого мужчину средних пропорций, привязанного к подвижному столу. Он что-то кричал, пытаясь освободиться, но простроченные жёлтыми нитками кожаные ремни прочно удерживали его на месте.
Транспортёр подвёз жертву к первому посту и заметно сбавил скорость. Манипуляторы с обеих сторон зажужжали, нацеливая иглы на беззащитное тело. Бедняга увидел сверкающие на кончиках жал блики и громко заорал.
Я повернулся к доктору:
– А почему процедура идёт без наркоза?
– Сейчас морфий в полевых госпиталях нужнее, чем здесь, – сказал тот в ответ, но порозовевшая кожа и широко раскрытые зрачки выдали лжеца с головой. Похоже, ему нравилось слушать вопли жертв, а вид человеческих страданий доставлял удовольствие.
Тем временем пытки за стеклом продолжались. Чувствительные микрофоны улавливали каждый звук. Я слышал не только истошные крики мужчины, но и противный хруст, с каким иглы вонзались в тело мученика. Силиконовые трубки задрожали, по ним потекли разноцветные жидкости, накачивая беднягу химикатами и болью. Крики усилились. Страдалец задёргался. Одна из игл с треском переломилась и теперь торчала из бедра сверкающим копьём. Голубоватый раствор толчками выливался из обломка, растекаясь лужицами по бледной коже подопытного, чёрной ленте конвейера и стальным плитам пола.
Несколько минут пленника пичкали жидкой гадостью. При этом транспортёр всё время двигался от одних манипуляторов к другим (вместе с ним маленькими шажками перемещались и мы). Наконец жуткие иглы остались позади. Человек уже не кричал, он сорвал голос и сейчас лишь сипло хрипел и дёргал головой. На его лице поселилась гримаса боли, по телу пробегали судороги, а в тех местах, куда влили раствор, остались крупные шишки.
– Сейчас будет самый интересный момент, он так мне нравится, – доверительно прошептал коротышка и вплотную приблизился к стеклу. Толстые линзы очков стукнулись о прозрачную преграду. На бронированном стекле появилось мутное пятнышко – след от участившегося дыхания учёного-маньяка.